Пятисотлетняя павлонияСклонилась тихо на гряду.Вокруг певучие аркадыФилипповых учеников,В квадрате облаков громадыБез очертаний и оков.Больных глядят из окон лицаНа великана смерть в саду,Испуганная сверху птицаКричит, как грешники в аду.Его, наверно, Марко Поло,Что первый посетил Катай,Привез для Папского престолаИль в новый флорентийский рай.Он видел в годы ВозрожденьяПеред мертвецкой, как телаАнатомировал Мантенья,И подле страшного столаСтояли два АрхистратигаИ Леонардо с бородой,И тайны открывалась книгаПред живописцами порой.Он видел новые Афины,Перерастя дворцы вокруг,Он видел города руины,Паденье, рабство и испуг.Он созерцал, он цвел багрянцем,Он ничего не зная знал,Но, утомленный долгим танцем,Он меж аркадами упал.Он видел смертные страданьяБессчетных смертников вокруг,Он – самый тихий сын созданья,Не зная, что такой испуг.
Она стояла у окошка,Внизу пустынная дорожка:По ней явиться должен сын.Солдат немецкий лишь одинИз-за угла глядит в окошко.Ей жутко от него немножко,Она спускает жалюзи...От страха мысли не в связи...Но немец заприметил руку,Поднял невиданную штуку...Пальнул. Попал. Как спелый плод,Распался череп, за народВ стольких страдавший госпиталях,При жизни кровяных деталях.Усталый разлетелся мозг,Как одуванчики в мороз.Профессор-муж собрал осколкиИ мозг разбрызганный... ИголкиУпотребил, кривой ланцет,И страшной раны словно нет.Запахло сулемой, карболкой...И мертвая лежит уж пчелкойПреставившейся на столеПод образами в уголке.