Неуловимо для толпы познаньеСвятых мужей, как в облаках звезда.Нет, никогда ужасное закланьеСердец, влюбленных в образ голубиный,Не изменяло в роковом изгнаньиЛюдских страданий всемертвящий иней:Слепая власть животного потокаКазнила всех на рубеже пустыни.Есть правда, есть! Но правда одинока,И на ее мучительное ложеВосходят только в рубище пророка.Тысячелетия прошли, о Боже,С тех пор, как Вифлеемская звездаНа небесах зажглась алмазной розой,А жизнь такой же страшной, как тогда,Такой же неприемлемой осталась,Таким же злом без цели, без следа!
II
Сегодня Рождество. Уже смеркалось,Когда дрожа я распахнул окно.Дул ветер. Занавеска колыхалась…Лил дождь косой. В саду было темно…Сквозь саван ночи звон колоколовНапоминал о празднике давно,Напоминал, как похоронный зов,Протяжно, заунывно и без верыУсталой дрожью медных языков.И показалось мне, что для ХимерыРодиться должен сызнова пророк.Затрепетав, сквозь полог сизо-серыйЯ закричал: – Ах, жребий твой жесток!Останься сновидением неясным,Твоя любовь пойти не может впрок.Останься нерожденным: труд напрасныйПророчества – и много, много лучшеЗа рубежом в неведеньи прекрасном! –Но крик мой замер в черногривой туче,Прижавшейся к обледенелой крыше…И понял я, что волею могучейМессия новый людям послан свыше,И, трепетанье белоснежных крылПочуяв, я упал в оконной нишеНа мокрый мрамор и проговорил:– Летим, летим туда, где я однаждыВ снегу глаза мятежные открыл!Смотри, смотри! там край родной. От жаждыПророчества горючими слезамиЯ там омыл цветы и полог каждый.Больной, босой, дрожащими шагамиЯ нивы золотые обходил,Стремяся окрыленными словамиПоднять живые трупы из могилДля воплощения священной грезы,Для поражения тлетворных сил.Смотри, он весь седой! Его морозыПокрыли девственною пеленой;