Микрофон

О.М.Г Микрофон

На ватных ногах, чуть дыша, иду я к микрофону. Он вмонтирован в трибуну, к ней ведёт проход через небольшой, человек на сто, зал. Почти все места заняты. Но я вижу только микрофон, всё остальное — будто в тумане. Поднимаюсь на возвышение, подхожу к трибуне. У микрофона нет привычного набалдашника. Это делает его похожим на ствол пистолета, нацеленного мне в голову. Непослушными пальцами тяну из папки свою речь. Тороплюсь, листы цепляются, мнутся. Вот, бумаги разложены, ствол тянется мне в рот. Естественно, тут же захотелось почесаться, прокашляться, поправить волосы и галстук, который не надевал лет двадцать. Пересиливаю себя, смотрю в зал. Лица. Сотня лиц повёрнута ко мне. Пауза. Отвожу глаза от зала, утыкаю их в микрофон. Сейчас, вот сейчас соберусь и буду говорить.

В голове проносятся картинки последних событий.

Тремя неделями раньше солнечным субботним утром я гулял в парке. Накануне на работе здорово нанервничался, плохо спал, встал в полшестого и решил, что природа поможет прийти в норму.

Было приятно бродить по парку в одиночестве, пока ещё не собрался народ. И тогда начнётся обычная суматоха выходного летнего дня.

Всё случилось незаметно. Вот я шёл по тропинке, нагло игнорируя аллею, и уже лежу в каком-то помещении. Светящийся пластик стен и очередная просмотренная накануне передача уфологов привели к выводу: меня похитили инопланетяне. В голове безразлично мелькнуло — банально это как-то, и ещё — похоже, все эти разговоры о похищениях не просто дешёвая сенсация?

Взгляд остановился на двери. Странно, обычная дверь, только косяк пластиковый. А для чего вообще нужен косяк? И о чём я только думаю?

Дверь открылась, вошёл человек лет пятидесяти, невысокий, чуть полноватый, в строгом чёрном костюме-тройке. Раз он зашёл через секунду после того, как я обратил внимание на дверь, значит, за мной наблюдали. Естественно.

Мужчина улыбнулся, но лучше б не делал этого. Растянулись губы, на щеках появились ямочки, показались зубы, но глаза не прищурились. Улыбка нижней частью лица. Подержал улыбку с секунду и выключил её. Подошёл ко мне, я встал. Мужчина жестом пригласил сесть на диван. Откинувшись на спинку, я осмотрел комнату повнимательней — небольшая, примерно два с половиной на три с половиной метра, низкий потолок, короткая сторона напротив двери заставлена шкафчиками, на некоторых горели разноцветные огоньки. Середину занимало узкое ложе, с которого я встал. Всё.

Мужчина заговорил:

— Здравствуйте и извините, что на нашу встречу мы не испросили вашего разрешения. Позже я предоставлю возможность обратиться с соответствующей жалобой, а пока позвольте переговорить с вами.

— А… а мы разве… не говорим уже? И что, если я не позволю?

— Если вы не позволите, вы забудете это посещение и будете возвращены обратно. К сожалению, два дня вы будете испытывать лёгкое недомогание.

— Что значит лёгкое?

— Сонливость, возможно, головокружение. Но никаких остаточных явлений.

— Так… ясно. И о чём мы будем говорить. И кстати, кто вы такие? И что вам нужно?

— Видите ли, ваша планета входит в нашу зону ответственности. Мы наблюдаем за вашим развитием и обычно не вмешиваемся в происходящее. Но сейчас возникла потребность обсудить с руководителями Земли определённые проблемы. Для этого нам надо установить с ними контакт. На него мы сами пойти не сможем. Дело в том, что на вашей планете не принято решать проблемы совместно и открыто. Поэтому мы не можем отправить официального посла. Кроме того, наш облик спровоцирует ксенофобные реакции. Вы, к сожалению, склонны к этому.

— Хм, я бы не сказал, что ваш облик мне ксенофобен. Вполне так…

Мой собеседник подождал секунд пятнадцать продолжения, не дождавшись, заговорил сам:

— То, что вы видите, это лишь репродукция одного вашего представителя. Интерфейс для связи. Собственно, меня здесь и нет, но я подключён к сенсорам репродукции. Я могу видеть, слышать и осязать через них. Также управлять движениями. Итак, нам нужен посредник. Надеюсь, вы согласитесь. А чтобы охарактеризовать истинность полномочий посредника, вы передадите Земле от нас подарок…

Подарок оказался космическим кораблём. В виде летающей тарелки. По нашим меркам — корабль. Для них — всего лишь челнок, используемый для связи между поверхностью планеты и орбитальным объектом, либо в качестве спасательной шлюпки. Перед передачей тарелку освободили от систем, которые могли быть использованы в качестве оружия.

Энергетическая установка корабля работала как аккумулятор. Зарядка — светом звезды, надо только подойти на дистанцию, обеспечивающую определённую плотность излучения. Полного заряда хватило бы для полёта к ближайшей к нам звезде — Проксиме Ценравра — и обратно за восемнадцать лет. Это при полной загрузке — 9,6 тонны. Причём 'заправка' не меняла массу корабля. Как мне пояснили, энергия хранится в пространственном кармане. Не слишком понятно. Впрочем, я частенько получал такие ответы. То ли давали понять, что любопытство вредно, то ли их просто не заботило, пойму я или нет.

Управление оказалось не простым, а примитивно простым, ребёнок бы справился. Не знаю, заложили это конструктивно с самого начала или адаптировали под нас… В общем, почти такси. Грубо говоря, надо только попросить: 'Хочу на Марс!', а потом ответить на пару простеньких вопросов, выбирая режим полёта между быстротой доставки и комфортностью полёта.

Еда для экипажа — в тарелке размещалось до десяти человек — бралась с собой, а вода частично синтезировалась, частично восстанавливалась из отходов.

Ознакомив меня с кораблём, пришелец занялся моей миссией. Мы сидели в той же комнате, на том же диванчике. Только ложа посередине не было.

— Видите ли, Алексей, — объяснял он. Кстати, его я называл Тирин. Это было лучшим приближением к настоящему звучанию, недоступному людям. — У вас часто встречается упоминание о Земле как о своеобразном организме. Этот организм болен. Ваша цивилизация не смогла выйти на высокий уровень ответственности за среду, в которой вы живёте. Ваши проблемы вы в основном видите, но по отдельности, не связывая их в общую картину. У вас часто упоминаются сценарии различных катастроф, но каждый раз на основе какого-то одного фактора. Может, поэтому ваша цивилизация не обеспокоилась настолько, чтобы частично урезать комфорт и уменьшить благодаря этому вред. Если не изменить ваш образ жизни, ваша численность должна составлять не более двух миллиардов особей. А вас — втрое больше.

— Это вроде мальтузианских теорий?

— Не совсем, но нечто общее есть.

— А вы знаете наши теории? — подался я немного вперёд.

— Да, — кивнул собеседник. — Мы старались узнать о вас побольше. Ваша планета включена в список наблюдения как подходящая для развития разума, постоянный контроль установлен с начала использования паровых машин. Вернёмся к нашему вопросу. Понимаете, нельзя так обращаться с планетой, её самовосстановительные ресурсы на исходе.

— Закончатся нефть и газ, растают ледники? — подсказал я.

— И это тоже. Впрочем, топливо вы израсходовать не успеете. То, что произойдёт, будет фактически войной вашей планеты с вашей популяцией. Войной климатической, тектонической, биологической. В последние месяцы ваше уничтожение пройдёт с ужасающим ускорением. Последние дни окажутся катастрофическими.

Конечно, что-то вроде этого постоянно можно встретить в средствах массовой информации… После небольшой паузы я уточнил:

— А вы можете нас спасти?