– Правильно сделал. – Я покосился на лежавший под деревом рюкзак – пора было топать дальше. Хотя прежде стоило взглянуть на карту местности.
– Координаты давай. – Увидев, что я потянулся к карте, Гордеев моментально понял мои намерения. Виталик вздохнул, перестал жевать, сосредоточился и уверенно выдал: Х… У…
Я пробежал глазами по пересечениям прямых линий. Опсь, а вот и искомая точка. В принципе, место как место, таких в чеченских лесах десятки – два сходящихся меж собой хребта, точнее, один, раздваивающийся к югу и своей формой напоминающий детскую рогатку, тут же и ручей, обрывающийся в полутора квадратах от «чеховского» лагеря, вот, собственно, и все приметы. Относительно ручья – теперь, зная местонахождение базы, можно было с уверенностью предположить, что в его отношении карта ошибается и исток находится гораздо выше обозначенного на карте места. Как, впрочем, и большинство истоков нарисованных на карте ручьев и речушек. Но самый прикол состоял в том, что я за свою бытность в Чечне уже не единожды проходил рядом. Или я ошибаюсь? Нет, все правильно, вот рукоятка рогатки сходится с соседним хребтом, на котором расположена огромная, по своим меркам старая, давно заброшенная база, тянущаяся по хребту метров на триста, если не больше. Проходить-то проходил, но в том-то и дело, что рядом… Из глубины мыслей меня вывел голос ротного:
– Веди, Сусанин! – Вадим поднялся на ноги, но это пока был еще не приказ, а лишь намек на то, что с приемом пищи старшему сержанту следует поторопиться.
Виталик кивнул, обиженно хмыкнул, но торопиться все же не стал. Спокойно доел тушенку, попил с гуманитарными печенюшками минералочки, потянулся, откинувшись на спину, полежал пару минут (все это время ротный хранил терпеливое молчание) и только потом соизволил, вновь скорчив недовольную гримасу, подняться на ноги.
– Значит, ты по-прежнему решил играть в молчанку? Или мое предложение будет все же принято?
Швырнув под нос пленника несколько фотографий, Заурбек злобно ощерился. Одна из фотографий, запечатлевшая спящую девочку, упала прямо перед глазами скорчившегося в углу Егора. Ему хотелось плакать, хотелось согласиться на все, но, сцепив зубы, чтобы, не дай бог, не показать бившую тело дрожь, отрицательно качнул головой.
– Отлично, – с мстительным выражением лица произнес Заурбек, – ты заставляешь меня идти на крайние меры. Думаю, что одного пальца твоей младшенькой на первый раз будет вполне достаточно.
– Вы не посмеете! – дернулся Егор.
– Ты так считаешь? – На этот раз голос Заурбека звучал вкрадчиво. Он наклонился, подавшись вперед к лицу замершего в неподвижности пленника. Егор поднял взгляд – веки главаря банды сузились до узких щелок, сквозь которые просвечивалось явное презрение и неприкрытая усмешка. – Значит, ты будешь хранить молчание и верность долгу?
– Да, – коротко кивнул пленник.
– Отлично! – повторил Умаров и, хмыкнув, резко выпрямился. – Что ж, – голос главаря обрел прежнюю силу, – коль ты считаешь меня мягкотелым пацифистом, придется тебе продемонстрировать свою решимость к действию. Итак, спрашиваю в последний раз, ты точно решил ничего не говорить?
Снова кивок. Кадык Красильникова дернулся, не в силах проглотить вставший в горле комок.
– Что ж, значит, сегодня кто-то умрет. – После этих слов Егор невольно поджался, а Заурбек внезапно добавил в голос патоки: – Как ты думаешь, кто это будет? – После чего развернулся и, не дожидаясь ответа, зашагал к двери. – Запереть и глаз не спускать! – рявкнул он на замершего за деревьями охранника и поспешил к своему подземному убежищу.
Оставшийся в одиночестве Красильников сжал зубы, чтобы не закричать уходящему вслед мольбу о пощаде, а затем, когда дверь захлопнулась, напряг руки, в попытке хоть чуть-чуть ослабить путы. Бесполезно.
«Неужели они захватили их? Неужели сумели привезти сюда? – Сердце снова отозвалось болью. – А может, последняя фраза о смерти адресована мне? – Он зацепился за эту мысль, как за последнюю надежду. Уцепился, притянул к самому сердцу, приковал цепями, чтобы вдруг не улетела, и приготовился к скорой смерти. – Скоро не станет ничего, ничего, совсем ничего, что окружает сейчас. Скоро не будет страшна боль, скоро я увижусь со своим горячо любимым папой. Совсем скоро!» – мелькнула в голове мысль. Егор вспомнил своего недавно ушедшего отца, и на душе стало почти легко.
«Внимание!» – поднял руку шедший первым Виталик. Я моментально остановился и, опустившись на правое колено, повторил его жест, думая при этом: «Уже пришли?» Но нет, со стороны Шадрина ни движения, ни звука, застыл деревянной статуей. Большой палец моей правой руки сам собой лег на предохранитель. Что впереди – мне не видно, но ясно одно – если Виталик молчит, значит, что-то рассматривает, и это что-то может оказаться чем угодно. Может, пень, может, кабан, а может, и засевший за деревом «чех». Шестое чувство подсказывало – сзади в нетерпении топчется Онищенко. Точнее, топчется – не то слово, на самом деле он постепенно, шаг за шагом, уходил вправо – все верно, так и должно быть, если что – не окажется на одной линии стрельбы и сам сможет спокойно стрелять, не опасаясь задеть меня или Виталика. Я, в отличие от Игоря, смещаться не рискнул – слишком близко к Шадрину, если за деревьями «чех», именно это мое движение может привлечь его внимание. Так что лучше замереть и не двигаться. Секунды утекали, как сыплющийся песок, а мы все стояли, замерев в ожидании. Предохранитель на моем «АК» я снял, но поставить его обратно недолго. Виталик осторожно начал опускаться на одно колено, затем на второе и, показав мне рукой – «ложимся», первым лег на землю. Я передал знак дальше и тоже коснулся грудью земли. Мой бывший заместитель лежал, не двигаясь, замерев, и, лишь чуть приподняв голову, вглядывался куда-то в глубину леса. Кроме фигуры самого Виталика, мне по-прежнему ничего не было видно. Хотелось подползти поближе и самому определить причину нашей остановки, но я в самом зародыше подавил это желание. Черт, да что же там такое?
Со стороны Шадрина послышался приглушенный мат, он поднялся на ноги и, даже не обернувшись, потопал дальше. Я тоже встал, поставил оружие на предохранитель и, костеря Шадрина, пошел за ним следом. Почти сразу стала понятна причина остановки – метрах в пятидесяти в кусте орешника мелькнула чья-то тень. Заметив идущих людей, тень дала деру, и я увидел трусящую под обрыв енотовидную собаку. Жаль потерянного времени, но уж лучше так полежать, чем из-за собственной самоуверенности напороться на залегшего «чеха». С глазастостью у Виталика все в порядке, это одна из причин, что он до сих пор жив. И еще сто лет пусть живет. Топаем, топаем, топаем дальше.
По маскхалату заскрежетали шипы шиповника. Интересно, будет ли у меня хоть одно БЗ, на котором не придется уворачиваться от его колючества? Наверное, нет. Да и фиг с ним. Переживу.
Виталик снова поднял руку, встал и почти сразу начал забирать вправо. Значит, почти дошли. Все правильно. Остановившись час назад для крайнего «перекура» (времени хватало), мы решили обойти обнаруженную Шадриным фишку и подойти к самой базе засветло – благо погода позволяла, небо окончательно заволокло тучами, стелился небольшой туман.
Наша группа стала уходить вправо, теперь медленнее медленного, чтобы, не дай бог, не хрустнуть веткой или загреметь камнем. Может, и не обратят внимания на это дежурившие в охранении «чехи», но рассчитывать на подобное не приходилось. Между мной и Виталиком дистанция шагов десять, видимость… А какая видимость? Метров пятьдесят, может, чуть больше, затем очертания терялись. Нам это сейчас, как нельзя, на руку. Но вот Виталик остановился, подождал меня. Как и договаривались, дальше первым пошел я, а он вообще оттянулся в тыл – хватит, набегался. Не то чтобы мне и ротному его так сильно жалко – по-
