– Радист сообщает: командир группы руководит боем. По его словам, понеся значительные потери, противник начал отход.
– Как информбюро! – буркнул подполковник, выходя из-за стола, за которым сидел, дожидаясь новых сообщений от групп, спешивших на помощь Ефимову. И, уже направляясь к выходу, спросил: – О второй группе что-нибудь есть?
– Ничего, – уступая дорогу комбату, оперативный шагнул в сторону.
– Я на сто сорок второй, – закрывая дверь, сообщил Трясунов, и в палатке ЦБУ наступила неестественная тишина.
Старший прапорщик Косыгин
Старшина первой роты старший прапорщик Косыгин сидел на торчавшей из земли гильзе и одну за одной выкуривал – скорее – сжевывал беспрерывно вытаскиваемые сигареты. Вот он достал последнюю, и смятая пачка отлетела в сторону. Пальцы курящего нервно подрагивали. Терзавший поутру хмель, словно рассыпавшись мелкой изморосью тумана, рассеялся. Мозг старшины теперь был кристально чист, и от того Василичу хотелось напиться еще больше. По небу плыли тучи. Но он словно бы и не замечал низко плывущих облаков. Его взгляд был направлен на юго-восток, устремлен туда, где, казалось бы, тучи были еще темней, еще гуще. Их седые космы, сползая с небес, опускались вниз, заволакивая хребты и местами едва ли не касаясь их подножий. Где-то там, на юго-западе, вела бой попавшая в засаду группа. Группа, с которой по приказу командира отряда должен был находиться и он, старший прапорщик Косыгин. Но не оказался… Был с утра выпимши… немного, чуть-чуть, но этого комбату хватило, чтобы отменить собственное решение. И как теперь докажешь, что он не поленился, не испугался, а просто… просто захотел выпить? Как объяснить это? Как?!
И теперь девятнадцатилетние пацаны гибли и умирали там, в горах, а он сидел здесь и курил одну сигарету за другой. Самым простым делом для него было бы пойти, найти бутылку водки и без закуски… из горла… чтобы наверняка… чтобы забыться… Но именно этого он делать и не собирался…
«Лучше бы я с ними, там… лежал с пробитой башкой… лучше бы я… а кто-нибудь остался жив. Чтобы я еще когда, чтобы я… Боже, сделай, чтобы они выжили! Сделай так! Я клянусь… Боже, если не в твоих силах сделать так, чтобы выжили все, то пусть выживет хоть половина… Хоть кто-нибудь! Я клянусь, боже, никогда, никогда… ни грамма… Боже, смилуйся!» Атеист, пьяница, похабник и сквернослов, старший прапорщик Косыгин Петр Васильевич непривычно, неумело осенял себя крестом, а на его усы падали и мутными дорожками стекали вниз неудержимо рвущиеся из глаз слезы.
Группа капитана Гуревича
– Третий, возьми вправо, поднимись вверх! – Игорь отдавал команды, продолжая продвигаться вперед.
– Понял, иду! – прозвучал еще более короткий ответ.
– Попробуй добраться до Ефимова! – Уточнение задачи, и автомат Гуревича полыхнул выстрелами. В глубине кустарника мелькнула и исчезла чья-то тень.
– Понял! – ответ или ему и вновь круговерть развернувшегося вокруг боя.
Игорь перекатом ушел в сторону, а в том месте, где он только что стоял, зацокали выпущенные с близкого расстояния пули. Стрелявший по нему Ваха зло заскрежетал зубами и, продолжая стрелять, попятился, отступая. Микрофон лежавшего в нагрудном кармане «Кенвуда» надрывался голосом Ибрагима Келоева, но Вахе было не до него. Оставшиеся в живых боевики спешно откатывались назад, вниз, в сторону базы. Вот затвор автомата Вахи клацнул в последний раз и остановился – в магазине кончились патроны. Достать из разгрузки новый рожок и заменить использованный времени уже не хватало – из-за ближайшего дерева на Ваху глядел черный ствол автомата.
– А-аллах акбар! – вскричал боевик и дернул рукой, пытаясь вытащить из разгрузки гранату, но не успел – пуля, казалось, специально метилась в его зрачок. Веко высоко вздернулось и тут же стало опускаться вниз, а из пробитого зрачка начала вытекать белесая, с черными вкраплениями жидкость; затем появилась кровь, веки захлопнулись окончательно, и Ваха перестал существовать.
На всякий случай полоснув короткой очередью по заваливающемуся телу, Гуревич, не останавливаясь, побежал дальше.
– Командир, мы у наших! – Игорь узнал голос «Второго».
– Хорошо, потом доложишь! – отвлекаться на имеющуюся у «Второго» информацию Игорь не собирался. – Четвертый, – продолжая движение, Гуревич начал вызывать Федора, старшего тылового дозора.
– На приеме, – отозвались тот.
– Наблюдай за базой, возможно появление отходящих «чехов»!? Прием.
– Уже, – ответил Федор, но Гуревич так и не понял: уже наблюдают, или уже появились отступающие? Но переспрашивать не стал. Большой разницы не было.
– Третий, подтянись; Второй, аккуратно к нам, работаем! – спокойно продолжал командовать Игорь, и все это несмотря на свистопляску пуль и осколков, проносящихся мимо и ложащихся совсем рядом.
Неподалеку упал и разорвался «ВОГ» – словно брошенные порывом ветра градины, осколки рассыпались по листьям деревьев и кустарников. Один небольшой осколок, полетев в сторону Гуревича, ударил в грудь, в материал разгрузки, пробил ее, но не сумел осилить плотной материи «горки».
– Сахнов, прикрой! Что рот раззявил? – рыкнув на своего заместителя, капитан рванулся вперед, выпустил очередь в переползающего за кустами боевика и тут же перевел автомат на выросшего буквально в двух шагах (словно из-под земли) моджахеда. Выстрелили оба, оба промахнулись и шарахнулись в разные стороны. Из-за спины грохнула очередь.
– Готов! – радостно возвестил сержант Сахнов, выскакивая с совершенно противоположной стороны от той, где его собирался лицезреть Гуревич.
– Слева от меня! – проорал Игорь, продолжая продвигаться вперед. – Не отставать! У, с-сука! – Длинная очередь по мелькнувшей за деревьями фигуре. Ответные пули заставили упасть и прижаться к земле.
– Мыльцын! – выискивая глазами идущего где-то справа пулеметчика, прокричал Гуревич. – Прижми эту скотину…
Он тут же вскочил и перебежал на другое место. Кто-то настойчиво пытался подловить капитана на мушку. Совсем рядом с тем местом, где он упал, дзинькнула пуля. – Что за… – Он не договорил, вскочив, вновь бросился вперед и влево.
Теперь пули ложились за спиной. Игорь упал и ощутил под руками нечто вязкое. Воздух ощутимо наполнился запахом смерти.
– «Смерди», – пошутил про себя Гуревич, оттирая о скошенную пулями листву испачканные кровью руки. И вот только теперь он вдруг почувствовал наполняющий лес смрад – жуткую смесь крови, пота, гари и миазмов, испускаемых мертвыми телами. Казалось, весь этот кошмар, придавленный тяжелым небом, опустился к самой земле. Игорь почувствовал подступающий к горлу комок, выругался и, вскочив на ноги, побежал дальше. Невидимый ему стрелок вновь прозевал момент, и пули пронеслись над головой Гуревича, когда он уже благополучно падал подле другого укрытия. Переползя в сторону, Игорь снял с головы свою черную кожаную шапочку с меховой оторочкой, подтянул к себе метровую веточку и надел шапку на нее конец. Затем перехватил палку в левую руку, отвел шапку как можно дальше в сторону и надел себе на голову капюшон маскхалата. После чего, надеясь на маскирующую защиту росших прямо перед лицом кустов, осторожно выглянул и начал поднимать вверх шапочку. Грохот вражеской очереди – и шапка
