моей! Помоги мне в борьбе за похищенную демонами душу его. Помоги отмолить, спасти его бессмертную душу. Не дай ей погибнуть навеки.
Господи, творящий добро на земле, защити, помоги затерянной во мраке душе его. Убереги от врагов, истязающих и ввергающих в пучину греха. Возьми силу любви моей и, как щитом, укрой, заслони. Устели пути его моими нежными мыслями — пусть будут они легки. Слезами моими омой сердце его от ненависти и озлобления — пусть будет чистым оно пред Тобою. Укрепи его, Господи, словами молитвы моей — пусть будет он сильным перед врагом и не устрашится коварства сатаны. Наполни сердце его состраданием и любовью. Пусть помнит меня, и любовь моя пусть бережет его в веках. Аминь '
Очень осторожно, совершенно не слышно, я проник в ее келью через открытое окно.
— Диана, — едва слышно позвал ее, стараясь не напугать.
Она медленно подняла голову и удивленно посмотрела мне в глаза. Я, не отводя взгляда, заставил ее утонуть в них. Когда ее взгляд затуманился, тихо произнес:
— Спи, любимая, спи.
Ее глаза закрылись, и она медленно опустилась на мои руки. Я отнес ее на лежак и, опустившись на колени, припал к ее руке. Я стоял так всю ночь, не в силах расстаться с ней. Ее запах терзал, причиняя мучения, но я был рад этому, я принимал эти муки как искупление. Перед рассветом я отлучился на несколько минут, а вернувшись, положил на окно белую розу.
Весь день я бродил по лесу как неприкаянный, не зная, что предпринять, как спасти ее. Выкрасть и увести? Конечно, я мог это сделать и это не составило бы для меня труда, но захочет ли она пойти со мной? Вчера в ее мыслях я не увидел раскаяния или сожаления о выбранном пути. Наоборот, она твердо верила в то, что делает. И если я силой увезу ее, она, несомненно, воспримет это как насилие или предательство. Даже отец не смог уговорить ее покинуть монастырь. Я не мог так с ней поступить. Глубокое чувство раскаяния и вины терзало меня. Я не должен был тогда приходить к ней, нам не нужно было встречаться.
Вечер опустился, окутывая землю сумраком. В святой обители шла вечерняя служба. Под покровом сумерек я прокрался к окну Дианы. Она, стоя на коленях, молилась, и я не посмел мешать ей. Глядя на нее сквозь закрытое окно, я невольно любовался ее обликом, таким чистым и невинным, что казалось, сам ангел спустился с небес и творит молитву, преклонив колени.
Когда служба окончилась и монахини разошлись по своим кельям, я осторожно попытался открыть окно. Но оно было заперто. Диана, услышав шорох, не поднимая глаз, прижалась к стене возле окна. Ее сердце испуганной птичкой билось в груди.
— Мишель, прошу вас, ради Бога, уходите! — воскликнула она, — вы не должны быть здесь! Заклинаю: пощадите меня и себя, не мучайте, мне и так трудно бороться с любовью к вам. Я не могу забыть вас, а вы своим приходом только терзаете меня. Молю вас. — Ее голос стих.
В мыслях Диана просила у Господа сил, чтобы удержаться и не броситься к окну.
Я молчал, не в силах уйти и не решаясь заговорить с нею. Я знал, что отныне только издали смогу смотреть на нее. Как бы больно мне ни было, я не посмею еще раз вмешаться и опять разрушить ее жизнь. С этих пор я каждую ночь проводил у ее окна, но ни разу не раскрыл себя.
Глава 5
Я сидел у лесного ручья. Сейчас, в начале лета, в лесу было хорошо, и я подолгу не бывал в замке. Солнце просвечивало сквозь листву, и она отбрасывала тень кружевной накидкой на небольшую полянку. Пение птиц успокаивало, и если бы я мог спать, непременно уснул бы под их беззаботный щебет.
Диана поправлялась: лето с его теплом принесло облегчение. Она догадывалась о моем присутствии, хотя и не подавала вида. А я по-прежнему не обнаруживал себя, стараясь не тревожить ее.
Я услышал приближение Тибальда задолго до того, как он показался из-за деревьев. Он был сильно встревожен и искал меня. Выйдя ему навстречу, я встал так, чтобы он увидел меня, и, помахав рукой, вернулся к ручью.
— Что случилось, Тибо? Кто-то заболел? — спросил я, потому что в мыслях он только раздумывал о том, как удачно нашел меня, приехав сразу на это место, так как у нас было несколько условных мест для встреч.
— Слава Богу, вы здесь! Нет, все живы, здоровы. Но у нас, похоже, неприятности, — воскликнул Тибо.
— В чем дело? Садись, рассказывай.
Тибальд, соскочил с лошади, рвущейся от меня прочь, и, привязав ее к дальнему дереву, сел рядом.
— Вчера, поздно вечером, к маркизу де Морелю кто-то приезжал. Я сам не видел: Пен провел его в библиотеку. Их разговор был недолог, но мессир Антуан, сильно расстроенный, утром отправил гонца к вашему брату графу Раулю де Морелю в Версаль. А гость-то даже на ночь не остался, сразу уехал.
Я всегда, благодаря Тибо, находился в курсе всех домашних дел. Меня взволновали новости, привезенные им. Нечасто приезжают незнакомцы по ночам, а если приезжают, то зачастую привозят плохие вести. В наше время плохие новости не так уж редки. Голод, разразившийся в прошлом году, еще давал о себе знать: целые банды голодных людей шастали по окрестностям, нападали на беззащитных крестьян. Возможно, ночной посетитель привез указ о новых налогах или что-то еще. Во всяком случае, этот визит меня очень встревожил. Если произойдет беда, я хотел бы быть рядом с родными. Я не буду сидеть в стороне, ничего не предпринимая.
— Рауль должен приехать завтра к вечеру, — сказал я, — я буду в замке утром, посижу в башне. Если буду нужен, позовешь меня, просто произнеси мысленно мое имя, я услышу и спущусь к себе в комнату. Проследи, чтобы никто не зашел в нее.
Проведя ночь у окна Дианы, на рассвете я пробрался в башню. В замке еще спали. Ночью была сильная гроза, шел дождь, и я промок. Хотя я никогда не чувствовал холода, мне все равно нужно было переодеться. В углу, в небольшом сундуке, лежали мои вещи, приготовленные Тибальдом на такой случай. Переодевшись, я уселся на соломенную подстилку, которую натаскал еще в прошлый раз, когда приходил домой.
Почти год прошел со дня моего перевоплощения, а я все не могу смириться со своим положением. Мне очень не хватает обычной, человеческой жизни, с ее заботами, радостями и печалями. Очень грустно и обидно смотреть на эту жизнь, спрятавшись, издали, как прокаженному. Вот и теперь: я нужен родным, а мне приходится таиться.
К двенадцати часам на подъездной дороге, прямой стрелой уходящей вдаль и обозначенной с двух сторон старыми кленами, показалась карета моего деда Флавьена де Мореля. Это насторожило меня еще больше. Похоже, собирался 'Большой Совет', что говорило о важности произошедшей накануне встречи. Деда на семейные советы вызывали крайне редко: только по очень важным делам, касающимся всех членов нашего многочисленного рода, всех де Морелей.
Я спустился вниз по стене, не касаясь прогнившей лестницы, в темный запыленный переход, ведущий из башни в основной корпус замкового дворца. Пройдя к библиотеке, я встал позади книжных полок, ожидая прихода отца и деда. Я вспомнил тот вечер, когда вместе с Дианой шел по этому ходу к ее комнате, о той клятве, что дали тогда мы друг другу; как давно он был, сколько было надежд, планов. Никогда мне не избыть печали от этих воспоминаний.
В библиотеку вошли дед с отцом, закрыли дверь, отгораживаясь от остального мира, чтобы спокойно обсудить семейные дела. Отец встревожено ходил по библиотеке, держа в руках бокал бургундского вина. Дед более сдержанно уселся в кресло и вытянул ноги к камину, в котором горели сосновые поленья размером с бревно.
В мыслях отца явно читались растерянность и недоумение от вчерашнего визита, но ничего конкретного я в них пока разобрать не смог. Я видел в его мыслях только странного посетителя в темном длинном плаще с глубоко натянутым капюшоном, полностью скрывающим его лицо. Он стоял у двери, не проходя в глубь библиотеки. Его длинная фигура, молчание и таинственный облик придавали всему
