чудовищах?
— Да.
— Ну, вот это и делает. Шон, по твоему сигналу!
Брат не заставил меня повторять дважды. Он широко улыбнулся прямо в камеру, сделавшись внезапно томным и расслабленным (благодаря этой улыбке зрители буквально килограммами закупают футболки с его изображением), откинул рукой со лба слипшиеся от пота волосы и сказал:
— Всем, привет. Сплошная скукотища в последнее время, вся эта политика, закрытые помещения. Только помешанные на новостях чудики такое любят. А сегодня? Сегодня у меня для вас подарок. Потому что мы
Шон продолжал говорить, но я уже не слушала — я наблюдала. Он в совершенстве владеет своим искусством и умеет доводить аудиторию до исступления. В конце концов так их заболтает, что даже если вдруг обнаружит в кармане «зловещий и загадочный» фантик, все будут наблюдать за этим, затаив дыхание. Подобные навыки впечатляют, но мне больше нравится именно наблюдать. Шон удивительным образом преображается, превращается в настоящий сгусток энергии. Многие сочтут это странным — девушка в моем возрасте охотно признает, что любит собственного брата. А мне плевать. Я его люблю, и когда-нибудь мне придется его похоронить. Так что я благодарна, что могу пока наблюдать за его речами.
— …пойдемте со мной, и вы увидите, что
Шон снова улыбнулся, подмигнул в камеру и направился к конюшне. Возле дверей он крикнул:
— Пауза. — Повернулся к нам и уже совершенно другим тоном спросил: — Готовы?
— Готовы.
И мы последовали за Шоном, предоставив зрителям прекрасную возможность поразмышлять на тему: «Эй, а знаете что? Этим, вообще-то, должны власти заниматься — мы же им платим, чтобы они рисковали своими жизнями и добывали информацию».
Сначала на нас обрушилась вонь. Так пахнет только на месте недавней вспышки вируса и нигде больше. Годами ученые пытались выяснить, почему люди чувствуют инфекцию, даже если живой вирус уничтожен. И пришли к неутешительным выводам: срабатывает тот же механизм (просто на порядок слабее), который позволяет зомби друг друга опознавать. Зараженные не бросаются друг на друга, если только они длительное время не голодали. А живые могут унюхать, где именно началось заражение. Очередная уловка дремлющего внутри каждого из нас вируса. Но никто не знает наверняка. Запах еще никому не удалось описать. Пахнет смертью. Все в тебе кричит «беги!». А мы, как настоящие идиоты, никуда не бежали.
Дверь закрылась, и помещение окутал знакомый полумрак.
— Джордж, Рик, включаю свет.
Я успела заслонить глаза рукой. Над головой вспыхнули светильники. Сзади послышался приглушенный шум — Рика вырвало. Неудивительно. У всех, хотя бы раз за подобное путешествие, желудок не выдерживает. У меня, по крайней мере, точно.
Глаза постепенно приспособились к свету, и я опустила руку. Кругом царил настоящий хаос. По сравнению с этим конюшня для жеребят — просто цветочки. Ну, пара пятен, ну, мертвые коты. Здесь они, кстати, тоже были — валялись на полу, словно грязные тряпки. А еще…
Первая моя мысль была: конюшню залили кровью. Не забрызгали, а именно залили, в буквальном смысле слова — как будто кто-то взял ведро и тщательно все обработал. Приглядевшись, я поняла: больше всего крови на стенах (там темнела длинная полоса, футах в трех от земли) и на полу, который покрылся неровной коркой всевозможных оттенков черного и коричневого — там смешались хлорка, кровь и фекалии. Несколько мгновений я смотрела прямо перед собой и старалась справиться с рвотой. Одного раза вполне достаточно. Обойдусь без повторения, особенно на глазах у других.
— Тут таблички с именами лошадей, — крикнул из дальнего угла Шон. — Вот этого звали Вторничный Блюз. Ничего себе имечко?
— Ищи Золотую Лихорадку и Предутренние Небеса. Если тут произошло что-нибудь необычное, мы можем найти улики в их стойлах.
— Под метровым слоем спекшейся крови, — пробормотал Рик.
— Надеюсь, ты взял с собой лопату! — В голосе Шона звучала возмутительная в данных обстоятельствах радость.
Рик ошеломленно на него уставился.
— Твой брат — настоящий инопланетянин.
— Да, зато симпатичный. Пошли проверять стойла.
Я проверила половину ряда, дошла до Урагана из Страны Оз и Штормового Предупреждения. И вдруг Рик позвал:
— Идите сюда.
Мы с Шоном обернулись: Казинс показывал куда-то в угол.
— Я нашел Золотко.
— Класс, — одобрил Шон. — Ничего не трогал?
Мы подошли поближе.
— Нет. Вас ждал.
— Молодец.
Дверь стойла криво висела на одной петле, ее выломали мощным ударом изнутри. Кое-где на расколовшихся досках виднелись следы лошадиных копыт. Брат тихо присвистнул:
— Золотку не терпелось выйти.
— Вполне понятно. — Я рассмотрела следы. — Шон, на тебе перчатки, откроешь?
— Для тебя — все, что угодно. Ну, по крайней мере дверь этого мерзкого стойла.
Шон закрепил дверцу при помощи небольшого крючка. Я наклонилась, чтобы камера смогла все заснять, а брат зашел внутрь.
Под его ногой что-то громко хрустнуло.
Мы с Риком вскинулись. У меня екнуло сердце: такие звуки на выезде не к добру. В лучшем случае — он только что избежал серьезной опасности, а в худшем…
— Шон? Доложи.
Побледневший брат поднял сначала одну ногу, а потом другую. В подошву левого сапога впился острый кусочек пластика.
— Мусор какой-то, ничего особенного, — с явным облегчением сказал Шон и наклонился, чтобы стряхнуть осколок.
— Стой!
Он замер, а я повернулась к Рику и потребовала:
— Объясни.
— Острое. — Рик перевел испуганный взгляд с меня на брата. — Острый кусок пластика, в лошадином стойле, на животноводческом ранчо. Вы тут видели битые стекла в окнах? Или поврежденное оборудование? Вот и я нет. Тогда что это такое? У лошадей твердые копыта, но и на них есть мягкие участки, которые очень легко поранить. Коневоды никогда бы не оставили ничего острого возле стойла.
Шон опустил ногу, но стоял теперь на носочках, чтобы не раздавить обломок.
— Сукин ты…
— Выходи оттуда. Рик, найди какие-нибудь грабли. Нужно разворошить сено.
— Понял.
Казинс отошел в противоположный угол помещения. Бледный Шон, по-прежнему на носочках, вышел из стойла.
Я хлопнула его по плечу.
— Дурак.
