человека с Природой, как бы полная от нее зависимость. Как далеки от этого даже нынешние 'зеленые'!
НАПИЛЬНИКИ
Все-таки, лучшие годы и моего детства, и отцовской работы, и нашей семейной жизни падают на 'напильниковый' период — когда отец был погружен в сложный производительный труд. Это было замечательное время! В списке признанных изобретений отца, приведенном мною в конце предпоследнего письма, преобладают станки для бесшумной насечки напильников; почему он увлекся этими механизмами и как у нас во флигеле родилось производство маникюрных напильников, я описал тебе в письме под названием 'Пулемет'. Напомню, что тому содействовали два обстоятельства: дикий грохот в насекальных цехах, от которого глохли рабочие, и просьба знакомой маникюрши 'заострить' ее затупившийся инструментик.
Поначалу отец совершенствовал свои, действительно почти бесшумные творения на маленьких слесарных напильниках — надфилях, которые после закалял, и только было хотел наладить их широкое производство, как упомянутая маникюрша (переквалифицировавшаяся в таковую из бывших 'эксплуататорш', то есть став просто женой служащего) посетовала на то, что мол по всей стране у их брата-маникюрш все как есть напильнички позатупились, а импорт таковых никто и не думает наладить, в то время как ногти у модниц растут и ломаются, несмотря ни на какую политику-экономику.
Отец внимательно изучил маникюршин износившийся инструмент и сразу принял очень верное решение: ногти — не железо, и подпиливать их вовсе не обязательно каленой сталью, поэтому напильники эти можно делать из более красивого и гигиенического материала — какого-либо сплава с содержанием никеля, вроде тех, из которых чеканят 'белые' монеты. Забраковал он и косое расположение зубьев маникюрных пилок. А чтобы инструмент был более 'въедливым', следовало по вершинам каждого зубца сделать по маленькой шипообразной выпуклости, то есть чтобы напильник напоминал как бы 'микрорашпиль'. Ну а внешний вид инструмента должен быть не технически-слесарным, а, скорее, медицинским — отец придавал огромное значение тому, что уже после него получило короткое и емкое название — дизайн.
Короче говоря, когда я родился и стал воспринимать Мир, дальний флигель нашего Двора был действующим хорошо оборудованным цехом по массовому выпуску маникюрных напильников — лучших из тех, которые когда-либо до того выпускались в нашей стране и за рубежом — так утверждали профессиональные маститые маникюрши.
Даже просто взять в руку эту вещицу было приятно. Ровнейшую белую с благородным легким отливом металлическую полосу украшал сплошной тончайший узор из выпуклых волнистых линий. Рабочую часть напильника насечки покрывали не сплошь, а слитными группами, чередующимися с такой же длины интервалами. Это делалось для того, чтобы спиливаемый ноготь скользил не только по вершинам зубьев, а опускался и до их основания. От отцовского нововведения мастерицы были в восторге.
Отец выписал откуда-то большое количество никельсодержащего сплава нужной твердости в виде толстой проволоки; большими ее 'колесами' были наполнены два наших сарая. Проволока эта уплощалась прокатными вальцами — крупным механизмом, сделанным отцом. Главную его часть составляли два стальных твердозакаленных валика с нанесенными на их поверхность тончайшими ритмически-волнистыми узорами. Отец сконструировал специальную гильошировальную машинку (гильоширование не имеет ничего общего с гильотинированием — это механическое нанесение ритмически-красивых узоров на форму для печатания, скажем, бумажных денег, оно — предшественник нынешней компьютерной графики), выточил, закалил и отполировал оба валика диаметром с дециметр, нагрел их, нанес на них слой воска, и игла его гильошировальной машинки, ритмично качаясь, процарапывала на валике замечательный волнистый узор. Затем следовало протравливание кислотой, смывание воска — и оба валика получились со множеством волнисто-параллельных тончайших красивых канавок. Крупнозубые шестерни — числом с десяток — передавали движение быстровращающегося колеса на валики, и они вроде бы еле двигались. Вставишь между ними проволоку (задав винтами нужную толщину изделия), включишь сцепление — и с противоположной стороны вальцев вылезает вместо проволоки идеально ровная блестящая полоса металла с волнистым переливом чудо-узора на обеих ее сторонах. Далее полоса нарубалась на заготовки нужной длины и формы (выпускалось три фасона напильников), которые поступали на главный станок цеха — насекальный.
Он работал, действительно, почти бесшумно — мягкие короткие 'очереди' зубилом продавливали под нужным углом ровнехонькие зубцы в металле. На каждом зубце сверху можно было увидеть в лупу маленькие выступы-пупырочки от волнистых линий 'фона' заготовки, и это придавало инстументу особую продуктивность, так нравившуюся маникюршам.
Одному человеку с этой сложной поточной работой было, конечно, не справиться, и отец пригласил к себе в помощники соседа с нашей улицы — грека Валентина Аморандо, о котором я тебе уже писал. Работал отец по патенту 'кустаря' — кипа этих бумаг была на видном месте мастерской наколота на штырь для предъявления фининспектору. Платил отец за это занятие какой-то крупный налог, увеличивающийся от раза к разу, так что в 1934 году это отменнейшее, высокорентабельное производство нашему кустарю пришлось свернуть.
А до 1934 года мать регулярно увозила в Москву саквояжик, плотно набитый продукцией, и сдавала там ее, то ли по договору, то ли по контракту с отцом, в Главаптекоуправление за наличную плату. Оттуда блестящие отцовские напильнички разъезжались по всей стране. Нередко эти симпатичные вещицы родители дарили 'полезным людям' вроде врачей, не говоря уже о просто знакомых — как памятный сувенир.
Забыл тебе упомянуть, что после насечки зубьев следовало еще несколько процедур: плавное заострение одного конца (чистилка для ногтей), плавное же закругление противоположного — для осаживания приногтевой кожицы; шлифовка и полировка этих концов и боков напильника на шлифовальных кругах; штамповка товарного знака-клейма отца в виде двух вот таких округлых звездочек.
От основной поточной 'напилочной' линии шло 'пинцетное ответвление': отец выпускал также изящнейшие пинцетики для выдергивания волосков. Заготовки для них прокатывались более толстыми и узкими; пинцеты ухватывали своими широкими, идеально подогнанными, губками даже тончайшую пушинку; по бокам их шла также насечка для ногтей и были вы штампованы две отцовские звездочки. Пинцеты пользовались также большим спросом.
От попыхивающего в углу механического зала керосинового движка работали через трансмиссию (вал со шкивами для приводных ремней) следующие станки: прокатные вальцы, прессовочно-обрубочный, насекальный, точильно-шлифовальный, прессовочный для пинцетов, и, конечно же, универсальный токарный, с помощью которого это все было сделано. Малый же зал флигеля был занят под кузнечный горн, совмещенный с 'голландской' печью, громадную наковальню, закрепленную на громадном же Чурбане и под невероятно огромные тиски.
Я не упоминаю о множестве средних и малых тисков и тисочков, станков и станочков, сверлильных, волочильных (утоньшать и удлинять проволоку) и других устройств и приспособлений, заполнявших флигель мастерской, сараи, часть двора и некоторые из наших комнат.
Из мастерской в дом отец провел звонковую сигнализацию: вызывать их с Валентином на обед. Тогда глушился движок, останавливался вал трансмиссии, и наши мастера шли в дом. Звонок включали и тогда, когда к отцу кто-то приходил по делу. Кнопочка звонка так и манила нас с Толей — а что если ее 'просто так' нажать? Что однажды и сделали. О последствиях нашего 'ложного вызова' можешь лишь догадываться…
