И немцы, и турки, и греки, И древние тавры, и скифы, Что в страшных сраженьях тут гибли И в море моем растворились. Отдайте ж мне Черное море — Могилу любимого брата! Верните мне Родину, паны! Верните те годы, когда я Из дальней суровой Сибири, От множества дел оторвавшись, Мог летом проведать Отчизну С семьей, или так, в одиночку: Взобраться на древние скалы, Взойти до вершин Чатырдага — Святыни моей поднебесной, Окинуть оттуда просторы, Орлиное чувство изведать, А после, по тропкам скалистым Спуститься к любимому Морю, В котором сквозь волны искрятся, Когда хорошо приглядишься, Частицы любимого брата. * * * И, если меня не услышат, На Родину если не пустят, Иль денег на это не хватит, Иль Смерть меня вскоре настигнет — Мой мальчик, свою эстафету Отдам в твои верные руки. Тогда, через долгие годы. Возможно, вернется к народам Простой человеческий Разум, И ты побываешь в Тавриде, Коснешься святынь моих чистых. Придешь и на берег, под скалы, В какой-нибудь скрытый заливчик, Дождешься здесь солнца заката. Когда же покажутся звезды, Опустишься тут на колени, И в воду ладони погрузишь — Лазурную, теплую воду. Тогда тебе явится Чудо: Любимый мой брат Анатолий (Тебе же он — дедушка тоже), Который навек превратился Вот в эту соленую воду, Пошлет тебе знак свой оттуда: Мерцающих искр ярко-красных Созвездье такое; фигуру Его ты запомни. Жди дальше, И снова появятся искры, В другом только расположеньи, Которое тоже запомнишь. Раз пять или шесть то виденье В глубинах появится синих. Оставив в блокноте наброски Фигур, что составили искры (Рисуй только красные вспышки!), Потом, на досуге, подумай, Что значили эти фигуры: Ведь это же — явные знаки, Быть может — какая-то тайна, Быть может — какая-то просьба, Иль что-то иное — не знаю, Но ясно одно лишь: сигналы Вещают о чем-то серьезном. Ты их расшифруешь, мой мальчик. * * * Ведь я, в суете и заботах, Откладывал это 'на после', До тех пор, пота не забрали Внезапно политики злые Родимое мне побережье Далекого Черного моря — Могилу любимого брата, Любимого старшего брата С несчастной, трагичной судьбою, С неласковым пасынка детством. Письмо двадцать седьмое:
МОИ БЕРЕГИНИ
Когда-то, давным-давно, был обычай: при постройке деревянной избы или дома, украшая его резьбой, непременно вплести в узор где-нибудь на видном месте фигуру русалки либо птицы с человечьим ликом. Считалась, что это обережет дом и его обитателей от лиходейства и дурного глаза. Стражниц так и называли — 'берегинями'. Их и сейчас можно встретить на уцелевших старинных домах в разных районах страны. То лукавые, то веселые, то наивные существа с женским лицом, рыбьим хвостом или птичьими
