Вторым результатом утраты центральной власти явилось то обстоятельство, что объединить всю знать под началом короля стало возможным лишь в том случае, если возникала необходимость отразить английское вторжение. Королевская кампания, предполагавшая пересечение границы и вторжение в Англию, предпринималась с неохотой. Стремление защитить королевство зачастую отходило на второй план, уступая место мыслям о наживе, а если это оказывалось затруднительным, желание вернуться на север становилось подавляющим. Последним из Стюартов, получившим этот горький урок, оказался в 1746 году Чарлз Эдвард Стюарт[8].
Конечно, чтобы предотвратить сползание к анархии, нужно было как можно скорее назначить регента. Он взял бы под контроль королевские замки и казну и получал бы доходы от королевских поместий до тех пор, пока власть в свои руки не взяла бы новая правительница. Регент оказался бы также самым влиятельным человеком в королевстве. Это место немедленно занял кардинал Дэвид Битон, архиепископ Сент-Эндрюсский. Ему было пятьдесят лет, он был опытным дипломатом и убежденным католиком — несмотря на многочисленных любовниц и незаконнорожденных детей. Он был сторонником франкошотландского союза и непримиримым противником реформации английской церкви, начатой Генрихом VIII. Битон представил шотландцам документ, который, как он утверждал, являлся завещанием покойного короля. Согласно этому завещанию власть передавалась совету четырех: графам Хантли, Морею, Аргайлу и Аррану, причем сам Битон оказывался главой совета и «согласно завещанию наставником» принцессы. О ней он отозвался весьма примечательно, назвав ее «не имеющей значения девчонкой». Поскольку завещание давало подробные наставления относительно воспитания принцессы, Яков должен был его писать в течение четырех дней между 10 и 14 декабря, когда он лежал при смерти. Однако большую часть времени он пребывал без сознания, не вызывал секретарей, не делал распоряжений и явно никакого завещания не составлял. Король умер на руках у Битона, и кардинал, по слухам, сумел заставить короля подписать чистый лист бумаги, который впоследствии и превратился в королевское завещание. Все было проделано очень ловко. Битоновское «завещание» явно представляло собой спешно изготовленную при помощи некоего Генри Бэлфура подделку, и его немедленно оспорил граф Арран.
Джеймс Хэмилтон, второй граф Арран, и сам по себе имел серьезные наследственные права на престол. Его дед был женат на Мэри Стюарт, сестре Якова III, таким образом, в жилах графа текла королевская кровь Стюартов. Впрочем, его дед, возможно, не имел права жениться на Мэри, поскольку его сомнительный развод с предыдущей женой был молчаливо признан без всяких доказательств. Следовательно, Арран мог быть сыном незаконнорожденного. Безусловно законным потомком Стюартов был граф Леннокс, однако его наследственные права передавались исключительно по женской линии и потому были слабее. Именно от этой линии происходил Генри Дарили. Но если бы юная Мария умерла — а такая вероятность оставалась всегда, — Арран мог требовать корону для себя.
Арран, однако, был самым бездарным и нерешительным человеком из всех уроженцев Шотландии. Каждый его шаг был продиктован соображениями личной выгоды и личными амбициями, но ему не хватало ума, чтобы понять, в чем состоит эта выгода и как ее добиться. Сначала он стал сторонником Марии де Гиз и католической Франции, а потом перешел на другую сторону, поддержав Джона Нокса и Реформацию. Тем не менее к январю 1542 года он обеспечил свое утверждение в должности правителя и его первым решением стало назначение кардинала Битона канцлером. Затем он резко изменил мнение — такие крутые повороты впоследствии станут его характерной чертой — и отправил кардинала в тюрьму. Арран вздохнул с облегчением, когда Генрих VIII освободил знатных дворян, захваченных в плен при Солуэй Мосс, без выкупа, но ему не пришло в голову посмотреть в зубы этому дареному коню.
Генрих VIII разделял стремление Аррана к власти, однако в отличие от него точно знал, как ее получить. Самым дешевым и эффективным способом вовлечь Шотландию в свою орбиту был брак юной Марии с принцем Эдуардом, поэтому дворяне были отпущены с условием оказания поддержки этому плану. Были даны клятвы в верности и подписаны соглашения, было обещано вознаграждение, а Арран бездумно приветствовал в Шотландии партию, полностью преданную делу подчинения страны Англии. Лучше быть богатым графом на службе английского короля, нежели бедным и к тому же подчиненным нерешительному правителю и вдове-француженке.
10 января 1543 года Яков V был похоронен со всей подобающей пышностью в Холирудском аббатстве рядом с Мадлен и двумя покойными сыновьями. Его правление не было счастливым. Его безжалостный опыт выколачивания денег напугал духовенство, хорошо знавшее о том рвении, с которым Тюдор — дядя короля — грабил церкви и монастыри, и опасавшееся, что теперь наступала его очередь быть остриженным. Тем не менее Яков заложил основы современного шотландского права, учредив в 1532 году Верховный суд юстициария, следовавший образцу итало-нормандского суда Павии, и оставил в казне 26 тысяч шотландских фунтов. Говорили также, что у него было «много посуды», другими словами, он хранил запас золотой и серебряной утвари. Это была популярная форма вложений, ведь в случае нужды посуду легко было переплавить. То же самое верно и в отношении золотых цепей, которые носили знатные дворяне. Историк Джон Лесли, живший в XVI веке, назвал Якова «королем бедняков — отправлявшим правосудие, исполнявшим законы и защищавшим невинных и бедных».
Вдовствующая королева с дочерью все еще находилась во дворце Линлитгоу, но прекрасно знала о неуклюжих махинациях Аррана. История обвиняла Марию де Гиз во многом, но некомпетентность никогда не входила в число предъявлявшихся ей претензий. Имея свои планы на дочь, она поступила мудро, устроив так, что Мария оставалась на ее попечении в Линлитгоу, а не в руках Аррана. Мария де Гиз понимала, каким важным династическим призом является ее дочь, знала она и то, что Генрих будет только рад заполучить и юную королеву, и ее мать. Назначенный Генрихом смотритель Северной марки, виконт Лайл, сказал о Марии: «Я бы предпочел, чтобы она и ее нянька находились в доме моего государя».
Первое официальное предложение было сделано, когда Марии не исполнилось и четырех месяцев. В Холирудский дворец прибыл посол Генриха сэр Ральф Сэдлер, чтобы вести переговоры о брачном союзе. Сэдлер был «маленького роста… искусен в воинских делах, силен и энергичен». Он был профессиональным дипломатом, обученным на службе Томасу Кромвелю[9], и не был чужаком в Шотландии. В свое время он пытался отвратить Якова V от французского союза, однако Яков «сравнил расточительную щедрость Франциска I с жалким подарком — упряжкой лошадей». Скаредный Генрих VIII прислал в качестве примирительного дара всего лишь шесть меринов.
Теперь, в конце марта, Сэдлер встретился с Арраном, сказавшим ему, что у него нет возражений против брака, а согласие шотландских сословий можно гарантировать, если Генрих станет иметь дело только с ним. Стало ясно, что понадобятся взятки, а также гарантии того, что Арран сохранит свой пост правителя. Сэдлер намекнул на возможность брака между сыном Аррана Джеймсом Хэмилтоном и дочерью Генриха принцессой Елизаветой, но Арран не выказал заинтересованности и ясно дал понять, что его нынешняя цена — единовременная выплата тысячи фунтов. Он обещал Сэдлеру публичную поддержку Реформации Генриха, но в частной жизни оставался католиком. Арран с радостью продал бы Сэдлеру мебель из дворца, которой он как правитель имел право распоряжаться. Англичанин быстро понял, что с Арраном дело можно уладить обычным подкупом или же запугать его и добиться подчинения. Поэтому следующим шагом Сэдлера стала поездка в Линлитгоу для встречи с Марией де Гиз — королевой-матерью, которая, он был уверен, гораздо менее податлива.
По-настоящему осторожный посол, Сэдлер настоял на том, чтобы ему показали ребенка. В этой просьбе не было ничего необычного, и Мария приказала нянькам распеленать пятимесячного младенца. Сэдлеру даже позволили подержать Марию на коленях под неусыпным присмотром королевских нянек. Девочка радостно гукала, и Сэдлер стал первым из многих мужчин, подпавших под чары Марии Стюарт. Он описывал ее как «самого красивого ребенка, какого я видел».
Дитя опять завернули и унесли кормить, пока Сэдлер и Мария обсуждали возможность брака с Эдуардом. Зная преданность Марии католической вере и ее тесную связь с Францией, Сэдлер ожидал, что она будет страстно возражать и ему придется вернуться к корыстному Аррану. Но Сэдлер не знал, что 20 февраля Мария получила письмо от Чарлза Брендона, герцога Саффолка, которого Генрих VIII назначил лордом-лейтенантом Пограничного края. В письме говорилось, что брак будет «не только очень выгоден ее дочери, но и прекратит бедствия и кровопролитие». Это было предложение, от которого Мария де Гиз, как предполагалось, не могла отказаться; но подобные угрозы лишь вызвали мрачную усмешку решимости на ее лице. Мария знала, чего ждал Сэдлер, и перехитрила его, согласившись на все требования. Она «была полностью согласна и горела желанием содействовать целям Его Величества», даже готова была отправить
