Путешествие парижанки в Лхасу

растопить снег и вскипятить воду. Зато я могла лечь и вдоволь подумать.

Я представила кое-кого из знакомых на своем месте: одни из них стали бы метаться, браниться, проклинать Бога, дьявола, а заодно себя и своих спутников, другие бы плакали, став на колени, и молились. Я знала, что и те и другие осудили бы мою безмятежность и веселый интерес, с которым я следила за ходом нашего приключения. Строка одного старого стихотворения нежно зазвучала в моей памяти:

«Поистине, мы счастливо живем среди людей, снедаемых тревогой».

Йонгден вернулся уже под вечер. Он преодолел большое расстояние, исследовав тропу, и нашел единственно правильный путь.

Я обрадовалась, услышав эту приятную весть, но мне не понравился вид юноши. Йонгден был очень бледен, и его глаза лихорадочно блестели. Он осушил залпом две чашки горячей воды и тут же заснул.

Я наблюдала за ним еще некоторое время. Он был возбужден и стонал во сне, но постепенно успокоился и затих. Я тоже уснула.

Меня разбудили звуки шагов, шаркающих по полу, и невнятное бормотание. Я увидела ламу, освещенного слабым светом затухающего костра. Он направлялся к двери неверной походкой, с посохом в руке. Я вскочила и бросилась к нему.

— Что с вами? — спросила я. — Вы заболели?

— Снег увеличивается… он растет и растет… — ответил лама странным голосом, как во сне. — Мы спим, а он все идет… Пора в путь, а то скоро будет слишком поздно…

Вероятно, он еще до конца не проснулся и видит какой-то кошмар. Я попробовала снова уложить его, но он не слушал меня и продолжал настаивать на своем: надо уходить, причем немедленно. Его лицо и руки горели. Я поняла, что у него сильный жар и он бредит. Неожиданно Йонгден оттолкнул меня, устремился к двери и открыл ее.

— Смотрите, — сказал он, — идет снег. — В самом деле, сильный снегопад продолжался, и в хижину проникла струя ледяного воздуха.

— Не стойте там, — приказала я, — вы больны, и холод вам повредит.

— Надо уходить, немедленно уходить, — упрямо повторял Йонгден. — Жетсунема, вы скоро умрете. Пойдемте, пойдемте скорее…

Он старался увлечь меня за собой, плакал, что-то невнятно бормотал, все время повторяя слово «снег».

Я ударила его, и это заставило юношу отодвинуться назад. Я закрыла дверь ногой и попыталась снова уложить его у огня. Но он сопротивлялся и отбивался от меня. Из-за жара и навязчивой идеи спасти мне жизнь сила крепкого парня возросла; он покачивался, опираясь на больную ногу, и, видимо, не ощущал боли, которую должен был испытывать.

Что будет, если Йонгден сумеет вырваться и убежать?.. Мне стало страшно, когда я вспомнила, что распаханное плоскогорье, где было расположено стойбище, заканчивается крутым обрывом и пропастью в нескольких метрах от нашей хижины.

Наконец мне удалось бросить в огонь несколько тонких веток, и яркий свет, внезапно озаривший комнату, положил конец бреду ламы.

— Что случилось?.. Что это?.. — вопрошал он, озираясь по сторонам, и наконец позволил уложить себя на пол, заменявший нам постель.

Затем я положила на лоб юноши немного снега, и Йонгден почти сразу же уснул, но я больше не рисковала оставлять его без присмотра и просидела остаток ночи, не сводя с него глаз.

Вероятно, в конце концов, вопреки моей воле, меня ненадолго сморил сон. Мне почудилось, что откуда-то снизу доносится легкий звон колокольчика[123]. Но кто же мог ехать на лошади по снегу в столь поздний час?.. Я прислушивалась, опасаясь незваного гостя, но вскоре звуки стали удаляться и в конце концов затихли.

Так я встретила Рождество в местности По.

Я не решилась разбудить своего спутника, когда рассвело. Во многих случаях сон — это лучшее из лекарств, и я верила в него больше, чем в средства, которые были в моем распоряжении.

Йонгден открыл глаза, когда уже темнело. Я поняла, что ему стало лучше; у него остались смутные воспоминания о событиях минувшей ночи, и он думал, что видел сон.

Я вскипятила воду, растопив снег, который в очередной раз заменил нам завтрак. Если бы у нас была крупица масла или две-три щепотки тсампа, мы бросили бы их в котелок, и напиток создал бы иллюзию насыщения, но безвкусная, даже очень горячая вода внушала отвращение нашим желудкам.

Я выразила свои чувства вслух, пожелав в шутку, чтобы какой-нибудь горный дух сжалился над нами и принес нам кусочек масла или жира величиной с орех. Йонгден пристально посмотрел на меня, и его взгляд показался мне странным.

— В чем дело? — спросила я.

— Что же! — нерешительно ответил он. — Если вы не будете предъявлять слишком много требований к качеству жира, я, вероятно, смогу сыграть роль «горного духа».

— Каким образом?

Он рассмеялся.

— Жетсунема, — сказал лама, — вы уже почти ничем не отличаетесь от тибетских женщин во многих отношениях, и все же вам чего-то не хватает, чтобы вести себя подобно истинным тибетцам.

— Продолжайте… Неужели в вашей сумке завалялось что-то съедобное?

— Да, — насмешливо произнес он, — маленький кусочек свиного сала, которым я натирал подошвы наших сапог, чтобы они не промокали, и обрезки кожи из новых подметок, которые я пришивал позавчера[124].

— Бросайте все это в котелок и добавьте немного соли, если у вас хоть что-то осталось! — весело воскликнула я, чувствуя, как во мне пробуждается настоящая тибетская душа.

Йонгден так и сделал, и полчаса спустя мы отведали мутную похлебку с сомнительным вкусом, но по крайней мере это варево немного заполнило наши пустые желудки.

Рождественские сюрпризы продолжались.

Сразу же после того, как мы покинули хижину, небо прояснилось и солнце ненадолго показалось на бесцветном небе. По мере того как мы спускались, снег становился менее глубоким, и темп нашей ходьбы ускорился, но ничто не предвещало, что вскоре мы выйдем из густого леса. Нам встретилось еще одно летнее стойбище, указывавшее на то, что мы все еще находимся далеко от обжитых мест. Чуть ниже протекала речка, которая берет начало у подножия перевала По-Готза. Этот небольшой водный поток струится по крутым склонам и впадает в реку, образовавшуюся от слияния талых вод двух долин, которые я недавно обследовала.

Таким образом, несмотря на явно неблагоприятные условия, сопутствовавшие моей короткой экспедиции, я смогла убедиться, что у большой реки Полунг-Цангпо, протекающей через местность По-мед, существует несколько притоков помимо Нагонга, а также я отметила ряд особенностей этого неизведанного края. Следовательно, не было потеряно время и мои труды не напрасны.

День клонился к вечеру. Было ясно, что нам не добраться до какого-нибудь селения засветло. Сколько же еще мы должны голодать?..

Внезапно ниже уровня тропы я заметила хижину, расположенную на частично распаханном пространстве, и подумала, не стоит ли здесь остановиться и воспользоваться этим кровом. До темноты оставалось недолго, и надо было успеть собрать достаточное количество хвороста для поддержания огня в течение всей ночи.

Было бессмысленно мечтать о еде; казалось, что вскоре эта тема окончательно перестанет нас волновать, как если бы мы превратились в духов из эфирных сфер, питающихся запахами и чистым воздухом.

Мы подошли к хижине и остолбенели, увидев мужчину, стоявшего на пороге. Это была наша первая встреча с коренным жителем По, и всяческие истории о разбойниках и людоедах, обитающих в здешних краях, тотчас же всплыли в моей памяти.