говорю — это гриб. И под землей у него нити грибницы. Только прочные и очень шустрые.
Сайни посмотрел по сторонам — кажется, искал палку. Но, как назло, вокруг были только исполинские стволы с ветвями на вышине метров в десять. Овраг остался слева от нас, можно было бы туда сходить, срубить какой-нибудь стволик. Но Лелек сказал, что мы уже можем находиться в самой середине грибной территории, так что лучше не рисковать превратиться в шашлык. Поэтому он со вздохом отцепил от рамы свою нагинату и принялся ощупывать ею путь. Так по классике полагается по болотам ходить. 'Известный прецендент, даже в кино отражен'. Рукояточка была для этого случая явно коротковата. Тут бы метра три для спокойствия. Но делать было нечего.
Через некоторое время мы приспособились — Сайни шел впереди и проводил 'разминирование', а я вел в поводу оба велосипеда. Что, между прочим, было занятием совсем не из легких.
Несколько раз из-под зачехленного острия нагинаты выстреливали смертоносные 'побеги'. Я каждый раз вздрагивал, более сдержанный Лелек только ругался сквозь зубы. Видать, и на его железные нервы это хождение по минному полю действовало.
Опытным путем мы установили, что сработавший 'капкан' становится готов к атаке минут через пять. Но на полноценную проверку и использованием методов статистики не было ни сил, ни желания, поэтому предпочитали обходить обнаруженные опасные места. Встречались они крайне неравномерно — то два подряд на расстоянии трех шагов, а то метров двести ни одного. Сайни это, кажется, всерьез доставало — рисковал-то он куда поболе моего — поэтому он даже расчехлил лезвие и попытался рубануть выскочивший из листвы смертоносный побег. Срубить его оказалось отнюдь не легким делом — во-первых, гибкий (недаром джигитов тренировали на рубке лозы), а во-вторых, прочный до невероятия. Я облокотил велосипеды друг на друга и осторожно подобрал обрубок — гладкий и твердый на ощупь, почти как кость.
— Не трогал бы ты его, — сердито бросил через плечо Лелек, — мало ли какие соки на нем.
Я торопливо зашвырнул нездорово-белый прут подальше и вытер руки о штаны. Ни рукам, ни штанам это чистоты не прибавило. Зато велики чуть не рухнули. Я их торопливо подхватил — и подпрыгнул метра на полтора, чесслово.
Потому что в двух шагах от задней покрышки вильнувшего велика выстрелила вверх грибная 'стрелка' — то ли Сайни ее не нащупал, то ли байк отошел чуть в строну от безопасного коридора. К счастью, она лишь оцарапала рюкзак. Но страху наделала. Это был единственный случай, но мне хватило, чтобы в очередной раз повторить про себя нехитрую истину о полной гарантии и страховом полисе.
Часа через два такого крадущегося прохода по лесу Сайни бросил 'все' и уселся прямо на землю.
Я его понимал. Сам и испереживался за него, и устал волочь два велосипеда, у каждого которых к концу проходки словно образовался собственный шкодливый характер — так и норовили то свалиться, то уехать в сторону, то зацепиться колесом за торчащую сквозь опавшую листву деревяшку.
— Кажется, кончилось, — не дожидаясь моего вопроса, сказал Лелек. И почва здесь другая пошла, и лес другой. Видишь, подлесок появляется, травка. Не должен здесь гриб-колючка расти. На том и порешим, а то эдаким манером мы тут годами путешествовать будем.
Я не стал возражать и уселся рядом, прислонив оба велосипеда к стволу не слишком толстого дерева вроде клена, от корней которого тянулись вверх тонкие зелено-глянцевые побеги. Ровные, хоть стрелы из них делай, и нацеленные прямехонько в зенит. Благодаря им наши транспортные средства остались в вертикальном положении — так-то их все норовили завалить набок тяжеленные рюкзаки и торбы, а теперь ростки служили дополнительной опорой. Только отъезжать нужно аккуратно, чтобы не повредить спицы. Точнее, тот золотистый ажур, которым Бержи заменил обычное спицевое переплетение.
А Сайни посидел-посидел — и вдруг плавным змеиным движением потянул из ножен на бедре клинок. И сам подобрался, как кот перед прыжком.
'Опять какая-то дрянь намечается', успел подумать я, бестолково крутя головой по сторонам в поисках неведомой опасности. Знать бы еще, чего искать. Топорик-то у меня после приснопамятной встречи с разбойниками был за поясом. Точнее, на поясе, в импровизированной кобуре из веревочной петли (благо, чехол на лезвие соорудили еще в городе). Только кого рубить, от чего прятаться?
А Сайни с места прянул вперед, в заросли нежно-зеленой травки высотой по колено. И вынырнул из нее, сжимая в руках… гриб. Классический боровичок, как из детского мультика. Здоровенный, шляпка с ладонь. Охотник улыбался во все 32 зуба, борода встопорщилась вымпелом.
— Что, страшно? — по-моему, он радовался, как мальчишка, что сумел меня напугать. — Думал, небось, что в здешних лесах только всякая смертоносная гадость растет? Их там целая семейка. И смотри, не червивые, — Сайни продемонстрировал мне срез ножки, беленький, с едва заметной желтизной, как у плавленого сырка. — На ужин у нас грибная похлебка. А то твой концентрат уже в глотку не лезет.
Возражать по поводу притяжательного местоимения я не стал. Возможно, оно было вызвано тем, что стряпал по вечерам все больше я — как-то так сложилось, хотя никогда не считал себя любителем кулинарии. Но в этот раз готовкой занялся Лелек — видать, стих на него нашел. Тем более, что на прошлой стоянке он накопал в болотистой почве клубней какого-то растения вроде нашего стрелолиста, только листья фиолетовые и больше похожие на подорожник, набрал душистых травок, в одной из которых я не без удивления опознал мяту. А с дерева, под которым мы пристроили велосипеды, надергал то ли стручков, то ли свернувшихся в трубочку листьев. Мне почему-то пришла в голову мысль, что это могут быть гнезда каких-нибудь муравьев или гусениц, и я предпочел до истины не докапываться. Сказано — в котел, значит — в котел.
Ладно, не дают покуховарить, схожу хоть за дровами.
Сходил. Ради разнообразия — без приключений. Нашел сухую лесину, завалил и притащил в лагерь. Сайни одобрил — мол, горит жарко, а дыму почти не дает. Можно подумать, я по этому признаку отбирал. Для меня сухое — значит, дрова. Это только у Купера индейцы дереву чуть ли не генетический анализ делают, прежде чем в костер пустить. Чтоб дыма не было.
Впрочем, Бержи, дай ему местный бог здоровья, снабдил нас чудо-печуркой, которая и дров кушала куда меньше обычного костра, и воду кипятила быстрее, и в небо выпускала, кажется, только нагретый воздух. Во всяком случае, дымила так мало, что в сумерках и не видать. А ясным днем мы и не готовили — от греха подалее. В общем, видели бы эту печечку фирмы по производству снаряжения — обзавидовались бы.
И хотя стали на ужин раньше обычного, я не возражал. Натаскался, нанервничался…Можно и отдохнуть. Правда, ручейка поблизости не было. Воды во фляжки мы набрали загодя, еще утречком, из озерца в овраге. По моему настоянию, вскипятили, прежде чем заливать в емкости. Но часть ее выпили во время обеденного перекуса. Так что для похлебки Сайни снова принялся цедить сок из лиан. Муторная, между прочим, процедура оказалось — сок то бежал тонкой струйкой, то вовсе капал, как ни старался Лелек ускорить процесс, ковыряя ножом куски растения.
Я было думал пойти поискать воду, но мой спутник вполне резонно заметил, что вверх она не течет, а мы сейчас как раз между двух оврагов, которые, правда, разошлись в стороны. Далековато идти придется. А дождей в последние три-пять дней не было, поэтому шанс найти лужу невелик. Печально, учитывая то, что вымыться нам после глиняных ванн так толком и не удалось.
Впрочем, грибной отвар и прочие травки-листики напрочь перебили мерзкий привкус лиан, и хлебово вышло знатное. Жаль, хлеба к нему не было.
Незаметно сумерки сгустились до полной темноты. Тихо, тепло, комарье — и то не жужжит над ухом. В животе приятная тяжесть съеденных грибов. Ну чисто курорт или матрасный поход.
— Сайни, а мы их найдем? — вдруг глупо и совсем по-детски спросил я. Честное слово, не обиделся бы, если бы в ответ прозвучало 'А я почем знаю?'.
— Найдем, — очень уверенно и без паузы ответил Лелек.
— А ты почем знаешь?
— Знаю. Если угодно, чувствую. Я бы тебе мог сказать, что сомнения отпугивают удачу, что надо твердо идти к цели… Это все правда. Но я действительно уверен, что мы найдем детей, что с ними все будет хорошо. Иначе бы не предложил столь безумный план — идти вдвоем по этим бескрайним лесам, на одних догадках, даже не имея возможности поднять след…
— Сайни, а ты кто?
— Не понял? — он повернулся ко мне всем корпусом, и в свете угасающих угольков из печки его лицо