наконец.
Черный понял, перевел Тюленю. Тот пожал плечами, кивнул.
— Уважать, — не вполне понятно прокомментировал решение Лелека Черный. И они приступили. Сайни положили на топчан, к которому подвинули (не без труда) еще один, призванный сыграть роль операционного стола. Лелекову руку вытянули в сторону. Оба лекаря с ногами взобрались на импровизированный стол и уселись по разные стороны от пострадавшей конечности. Убедились, что так им неудобно, и встали на колени, оттопырив к небу зады. Дальнейший процесс был совершенно от меня скрыт вышеупомянутыми частями тела. По комнате плыли какие-то острые едкие запахи, дымы, звякали инструменты. По требованию вислоусого Черный сбегал за источником света — цилиндром из матового стекла, светящимся изнутри. Потом еще за чем-то. Сайни сдавленно сипел, пару раз выругался и даже попытался дернуться, но Тюлень наступил ему коленом на плечо. Лелек взял себя в руки. Мне его почти не было видно — только впившуюся в столбик нар вторую кисть с ногтями, побелевшими от напряжения. А я сидел и пристально смотрел на все это, не в силах ему помочь. Блакрис пыталась пару раз заговорить со мной, но я — уже за гранью всех приличий — отмахивался. В конце концов, Лелек дернулся в последний раз — и откинулся назад. Рука на столбике разжалась и безвольно упала вниз. Я вскочил.
— Хорошо. Теперь — спать. Рука расти в себя, — успокаивал меня черношкурый. Тюлень молчал, и эмоций на его лице было немногим больше, чем на тюленьей морде. Но, кажется, он был доволен результатом. Они негромко посовещались с хозяйкой и вышли. А та обратилась ко мне весьма торжественно:
— Мои люди сделали то, о чем ты просил. Твой солдат, — ага, уже мой солдат, — был ранен нехорошим оружием. Уверена, что это дело рук Болотного, да примет его душу тьма.
Я не против, пусть примет. Хотя каковы местные представления о посмертии, честно говоря, до сих пор не знаю. Речь, меж тем, продолжалась.
— Я сделала даже больше, чем обещала. Если бы не искусство моих лекарей, он бы умер через день. Теперь же рука срастется, и очень скоро.
И вдруг — резкий слом и темпа, и манеры речи:
— Ну ладно, он — накрепко привязан к своей стране. Считает меня своим врагом, готов в глотку вцепиться. Но ты-то чего в эти раздоры лезешь? Ты же вообще человек без корней, я вижу. У тебя нет родины — ни тут, ни вообще.
Это она точно. Гражданин мира, блин, дите асфальта. Родился в одной стране, никуда не переезжал — и оказался в совершенно другой, с другим укладом и даже другим государственным языком. Впрочем, это все политическая лирика. К чему Блакрис гнет?
А гнула она явно к тому, чтобы переманить меня на свою сторону. Потому что тянуть из меня иномирные секреты клещами — это одно. А когда я их с охотой и на блюдечке подношу — совсем другое. И она, как тетка умная, это прекрасно понимала. Вот и обхаживала меня, как маманя — не желающего кушать кашку младенца.
— Ты уверен, что стал на нужную сторону? А почему? Ты же даже не знаешь, чего добивается вторая сторона. Тебе нарассказали про империю множество страшных сказок? Уверяю тебя, про Криимэ можно рассказать не меньше. Ты умный человек, и понимаешь, что когда идет война, происходит много всякого. А я даже не предлагаю тебе перейти на сторону Смарис. У меня своя, третья сторона.
Ну, наконец-то. Покойный Лелеков приятель оказался прав. А на меня полился поток рассуждений о том, что мир закоснел, что власть в нем захватили дураки и ретрограды, которые не дают… мешают… а вот она знает, как построить действительно справедливую страну, где тот, кто обладает знаниями и умениями, будет уважаем куда больше, чем толстосум или дворянин, у которого и заслуг-то — только происхождение. И так далее, и тому подобное.
Я слушал вполуха. Да, по-моему, Блакрис в моем внимании не нуждалась особо. Она пела — самозабвенно, как помесь соловья и политика. Видать, не было у нее тут благодарных слушателей. Не солдатне же, в самом деле, рассказывать о планах преобразования общества. Еще донесут…
А мне вдруг пришло в голову, что сочетание 'неопределенного артикля' 'бла' и корня 'крыс' в ее имени ей очень подходит. Сам знаю, что дурное дело — цепляться к чужим именам, да еще и на другом языке. И что 'крис' — это еще и какой-то малайский инструмент для отнятия жизни и ближнего. А вот ничего не смог с собой поделать и ухмыльнулся этой нехитрой лексической шуточке. По-моему, ораторша восприняла это как знак одобрения и согласия, потому что улыбнулась в ответ и сделала паузу, давая мне возможность вставить реплику.
Честно говоря, меня подмывало спросить: 'Если вы такие классные, зачем ваши летающие гробы бомбили мирный город и, в частности, мой дом'. Но я сдержался. Она, скорее всего, знает, кто я. Но ничего не говорит ни про университет, ни про Юлю. То ли держит ее в качестве козыря, то ли считает, что я сюда вообще случайно попал и не подозреваю, где дочка. За идиота меня принимает, что ли? Ладно, побудем идиотом. Но подыгрывать ей и говорить о том, какой у нее план замечательный, я не стал. Хотя было мне в этот момент, надо сказать, весьма неуютно. До души в пятках. Как-то привык я в последнее время, что в сложной ситуации рядом со мной Сайни. Он прикроет, вытащит, надает по морде, кому надо, объяснит, что к чему и почему. А теперь Лелек лежал безвольной куклой на своем топчанчике. Борода его равномерно поднималась и опадала в такт спокойному дыханию. Конечно, человеку после такой раны надо отлеживаться, набираться сил, будь он хоть трижды двужильный, дважды магически подкованный и на спецназовца ученый. Но мне-то, мне что делать сейчас — совсем одному в этом параноидальном замке с шизоидальной хозяйкой?
— Короче, чего от меня надо? — моя неполиткорректная реплика прозвучала просто-таки вопиющим диссонансом предыдущей речи, где уже расцветала наука и техника, а простой народ под разумным правлением богател и цвел пышным цветом, как осенние георгины.
Блакрис очень быстро вернулась с небес на землю и глянула на меня пронзительно-злым глазом.
— Сначала? — в тоне звякнули ледышки, хотя тонкие бескровные губы и были по-прежнему растянуты в улыбке, призванной изображать дружелюбие. — Сначала расскажи мне про это оружие.
— А потом?
— А потом увидим. У тебя ведь много интересного в памяти, и не всем ты поделился с университетскими профессорами.
Ишь ты, какие мы осведомленные. Впрочем, если моя сумасшедшая гипотеза верна и между нею и Лииной существует астральная связь (что бы под этим термином ни понималось), то объясняется очень многое. Просто очень.
— Ладно. Только толку от моих объяснений будет немного.
— А это уж мне решать. Кстати, мои ребята с удовольствием послушают.
'Ребятами' оказались те самые двое врачей (видать, специалисты широкого профиля — они и лечат, они и калечат), которые появились сразу же. Наверное, просто за дверью ждали, чтоб не смущать хозяйку своим присутствием во время лекции о всеобщем процветании. Вместе с ними явился и давешний типчик с колючими глазками, которого я так невежливо лягнул с двух ног. Ладно, господа хорошие, слушайте. Тем более, имея некоторое представление о механике да располагая пистолетом, восстановить принцип его действия не так сложно. Прости, Сайни, действительно притащил я в твой мир гадость редкую. Но попытаюсь сделать так, чтобы не вышло у них ни черта. Скорее всего, так и будет. Попробуйте-ка объяснить человеку, совершенно не знакомому с химией, что такое калийная селитра. Или продукт жесткого нитрования целлюлозы, производимого в присутствии концентрированной серной кислоты. Между прочим, на этом мои более чем скромные познания о том, как сделать порох или его заменитель, заканчивались. Еще бы — основным источником был 'Таинственный остров' Жюля Верна, который я вслух Юльке читал года четыре назад.
Да я вообще не уверен, что местная химия на земную похожа! После этих фокусов с электричеством… Короче, с чистой (относительно) совестью я объяснил, как револьвер работает — как при нажатии на курок проворачивается барабан, как боек наносит удар по капсюлю, как снимать оружие с предохранителя, как чистить, как носить, как целиться, как поправку на ветер делать… И когда они уже тихо сатанели, не без скрытого злорадства сообщил, что главный секрет — в начинке вот этих желтеньких штучек. Что когда штучка годная к употреблению, она набита специальным порошком и заткнута металлической пробочкой. Вот когда боек бьет по капсюлю, порошок резко увеличивается в объеме и выталкивает пробочку, которая
