чтоб ожоги крепко затрудняли дальнейшие агрессивные действия. Нет, подпаленная задница тут не годится, это штучка для кино. А вот подколенная ямка — самое то.
Ага, осаждающим явилась помощь. Десяток каких-то невиданных мною раньше типов в черных, как смола на крыше, комбезах. Наверное, такой был у Чкаа, который куда-то сгинул в заварухе. Это были явно ребята серьезные, отбиваться от них нашим удавалось с большим трудом, и то потому, что на крыше места было мало, и всем скопом враги навалиться не могли, друг другу мешали. И огненные горохи их не брали — отскакивали от гибкой брони. Бержи еще раз выругался, рванул куда-то вглубь кабины — аппарат качнуло, как лодку на воде — и вернулся с ружьем. Пристроился у борта и принялся методично отстреливать нападающих. Двух свалил, еще одного ранил в ногу. Ему ответили целым градом стрел, так что срочно пришлось спрятаться за борт. Ну ладно, ребята, держитесь! Светлячки и линии всяких там чакр и меридианов по-прежнему плясали у меня перед глазами, стоило только зажмуриться и сосредоточиться. Ну, я и вдарила по соответствующим сплетениям. Осторожно выглянула. Ага. Одного тошнит, другой в отключке, третьему, кажется, срочно понадобилось переодеть штаны (а в таком состоянии не навоюешь).
На каменную крышу попыталось залезть совершенно кошмарное существо — эдакий гибрид медведя и броненосца. Уж не знаю, откуда оно выпрыгнуло, но появилось бесшумно, разметав нескольких черных, как поленья. Нашим повезло — взапрыгнуть к ним на крышу оно сразу не смогло, и, повиснув на передних лапах, царапало задними камень, ища опоры. Мне показалось, что я слышу скрежет. Бержи пальнул по бестии, попал, но, кажется, ее это не остановило.
И тут к самой морде твари рванул Дрик. Прежде, чем взрослые успели ухватить его за шкирку, цапнул оброненную кем-то электродубинку и ткнул прямо в нос страшилищу. Визг перекрыл все остальные шумы, и оно рухнуло вниз.
— Ну, скоро они там?! — это прорычал откуда-то спереди пилот аппарата. Батюшки, так это дядя Дмиид. Причем явно не в лучшем виде — лицо напряженное, глаза горят и из орбит лезут. По- моему, он какое-то заклинание поддерживает, да еще, наверное, не одно. — Я ж поле снял, сейчас ежели по нам как следует долбанут, угольков не останется.
— Вверх, вверх лезьте! — проорал Бержи у меня над ухом. Не уверена, что его услышали внизу, а я теперь точно буду различать звуки вполовину хуже.
Нет, таки услышали. Несмотря на сопротивление, папа впихнул в петлю Дрика. И мы с Бержи принялись выбирать его в четыре руки. Потом гном чертыхнулся и вновь схватил стрелялку: какой-то мерзавец внизу попытался то ли подстрелить парня, то ли веревку перебить. Гном вовремя заметил, но промазал. Еще раз чертыхнулся и принялся перезаряжать ружье. А я тянула непослушную, режущую руки веревку, цепляясь ногами за какие-то выступы на дне. Рассказал бы кто, в жизни не поверила бы, что вытащу пацана потяжелее меня, да на такую высоту. Он, правда, сам лез вверх по веревке, хотя делать это было ой как непросто. Она ведь толщиной была всего с большой палец. Чай, не школьный канат. Но Дрик влез, сноровисто выскользнул из петель и сбросил их вниз.
— Прихлопни дым, прихлопни дым! — заорал он мне.
Ай, маладца!
В четыре руки мы врезали по качающимся столбам белесого дыма, поднимающегося от пожаров. Благо, ветра по пространству двора гуляло немало, осталось только его перенаправить. Дым и пыль плотной подушкой ухнули вниз, так что на высоте в полтора человеческих роста видимость должна была упасть шагов до двух.
Я для острастки еще прошлась огненными шариками по двору. Они лопались с громкими хлопками, но особого вреда не причиняли.
Папа и Сайни — над дымом были видны только их головы — еще там с кем-то повозились и вдвоем вцепились в спасительную веревку.
— Вверх, пошли теперь! — заорала я Дмииду. И не сразу поняла, что кричу-то по-русски. Он понял, машина дернулась.
И тут… Не видела бы, ни за что бы не поверила. Снизу по веревке змеями метнулись плети какого-то вьющегося растения. Оплели ее, закинули колючие когти в гондолу. Бержи с проклятием принялся рубить их коротким, едва ли не перочинным, ножом, но куда там… Папа с Сайни внизу бились в зеленых путах, как мухи в паутине. Дмиид что-то невнятно выкрикнул, ползучки дернулись, но устояли. А я скользнула третьим своим глазом вдоль жил растительного захватчика — ниже, ниже, к самым корням. И увидела там явственно лицо. Знакомую такую белобрысую харю госпожи Криис. Злорадную и торжествующую. И такая меня злость взяла, такая досада… Не плюнуть в нее захотелось, не ударить, а такую пакость учинить, чтоб на всю жизнь запомнила. Королева, говоришь, искусство управлять, связи видеть! Ну я тебе сейчас дам связь, я тебе науправляю!
В книжках не раз попадалось мне выражение 'вспышка ярости'. Не знаю, угадали писатели или в самом деле видели чего-то, но я сейчас как при яркой вспышке увидела всю систему энергетических (магических, световых, каких угодно) канальцев, пронизывающих этот проклятый замок, похожий на осьминога, проглотившего арбуз. Тонкие, как травяные корешки, тяжи тянулись к валяющимся где-то в дыму скрюченным телам солдат. Трубочки потолще вились и ветвились в стенах. Спрятавшаяся от боя на втором подземном этаже Криис присосалась к здоровенной ветке — и думала (уж не знаю, откуда я это взяла) что взнуздала замок. А на самом деле это он держал ее. У выхода во двор валялся Морж, тоже вцепившийся в свой корешок. Но я почему-то знала, что это не поможет толстому колдуну, и он умрет через два часа, надорвавшись в попытке сбить драконов, нарисованных на затянутом облаками небе. В глубине замка лежал Террасиф. Живой, между прочим. У него внутри рос словно свой куст, связанный с главным 'растением' только одним корешком. Я нашла и давешнего мастера браслетов и ошейников — он до сих пор пребывал в отключке, приголубленный собственным же изделием. Тянулся росточек и к моей груди. Но не это мне было интересно. Ведь та растительная дрянь, что схватила наш летательный аппарат, была только вызвана, а не создана Совой. Поэтому вниз, вниз, к самым корням, к истокам, к темному комку под замком, раздраженному, злому на весь белый свет комку, зудение которого я и слышала раньше. Уж не знаю, кто или что это было — могучий древний артефакт, местный дух, некогда плененный строителями замка и приставленный его кормить, холить и растить, или же плод моего разгоряченного воображения. Но только энергию Криис сосала из него. А волшба в момент творения — штука уязвимая, если знать, куда бить. Ну, я и дернула изо всех сил, пытаясь разбудить, разозлить, а заодно — разорвать все эти веточки-канальчики древнего заклятия, поломать его структуру, высвободить то, чем пыталась рулить местная Гингема. Лупила, щекотала, дергала изо всех сил, отрывала кусочки 'веточек' и ковырялась в свежих 'ранах' магической субстанции. И ОНО откликнулось, зашевелилось и плюнуло черным тягучим фонтаном. Словно гигантский пузырь из мыльной пленки, только черной и блестящей, как виниловая пластинка, надулся внизу — и все связки-тяжи-корни-веточки сперва растянулись под его нажимом, а потом стали рваться. Одна за другой, сперва тонкие, потом толстые. Я сперва видела, как они проявлялись — все новые и новые, бесчисленное множество протянутых буквально от каждого камушка ко всем соседним проволочек и трубочек — а потом, как рвались. Словно камни когда-то связали в сеть, в запутанный пространственный кристалл. А теперь по ней пропустили слишком мощный ток, она не выдержала, и камни освобождаются, каждый становится 'сам по себе'.
И тут картинку отрезало. Давешнее мельтешение в глазах пропало, и вообще я словно бы головой ухнула в огромную корзину ваты — ничего не слышно, а видно только что-то белое и комковатое. Открыв глаза, я успела заметить, что полосатый замок проваливается сам в себя — медленно, степенно, но неотвратимо. Дмиид рванул машину в вышину — ну да, он маг, он всякие возмущения среды чувствовать обучен. А мы принялись выбирать веревку в шесть рук, удивляясь, до чего тяжело идет, и радуясь этой тяжести — значит, наши не выпустили свой конец. Правда, от меня толку сейчас было немного. Настолько немного, что я бросила тянуть и перегнулась через борт — меня рвало.
Разобрать что-то в дыму, пыли и зеленой мешанине, которая таки осталась висеть на канате, было сложно. Когда до комка на конце троса осталось метра четыре, Дмиид врубил защитное поле. Самолет тут же окутался пузырем, и тот мнговенно утратил прозрачность из-за дыма, облепившего пленку со всех сторон. А потом нас, как мяч для большого тенниса, поддали снизу великанской ракеткой, и мы понеслись неизвестно куда, теряя верх, низ и сознание.
