день в моей жизни, когда я смогу привести тебя в трибунал, который выносит только смертные приговоры.
— Так точно, герр фельдфебель, — усмехнулся Малыш с набитым галетами ртом. И, не встав, щелкнул каблуками.
Толстяк открыл и закрыл рот. Потом пытливо спросил:
— Откуда у тебя галеты?
Малыш снова щелкнул каблуками, не вставая с удобного места на краю траншеи.
— От одной шлюхи из Дубрасны, герр фельдфебель. Она прислала их с власовским казаком на старой лошади в яблоках[128].
— Дерзкий тип, — фыркнул Толстяк. Он хотел сказать еще что-то, но утратил дар речи и торопливо ушел. На него неприятно подействовал взгляд оберстлейтенанта Хинки, словно бы говоривший: «А не пойти ли тебе вперед со своими ударными войсками?» Одной этой мысли было достаточно, чтобы привести Толстяка в дрожь. С какой стати этот несносный офицер привел его, ротного фельдфебеля, на позицию, будто ему, младшему командиру на канцелярской должности, есть что здесь делать? Совершенно нелепая мысль! Эти щенки-офицеры возомнили о себе черт-те что. Нет, костяк армии образуют опытные младшие командиры. Разве не был младшим командиром сам фюрер? И возвысился над всеми этими золотистыми фазанами[129].
Толстяк засмеялся при мысли, что генералы должны щелкать каблуками перед младшим командиром.
Хинка удивленно посмотрел на него и спросил, что смешного.
Толстяк вздрогнул.
— Пришла в голову забавная мысль, герр оберстлейтенант.
— Вот как? — сказал Хинка. — Уж не о штурмовом ли подразделении с полной боевой выкладкой?
Лейтенант Ольсен улыбнулся.
— Может, фельдфебель хочет отправиться на вылазку?
Малыш издал вопль.
— Да он там наложит в штаны!
Хинка строго взглянул на него.
— Будь добр, помолчи, избавь нас от своих нелепых высказываний. Фельдфебель — твой начальник. Не забывай этого!
Малыш снова щелкнул каблуками и насмешливо ответил:
— Слушаюсь, герр оберстлейтенант. Ни в коем случае не забуду. К сожалению.
Хинка с трудом сдерживал смех, но все-таки смог произнести:
— Смотри мне!
— Готов, Байер? — прошептал лейтенант Ольсен, похлопывая Старика по плечу.
Малыш встал рядом со Стариком, держа ручной пулемет перед собой, как лопату. Оберстлейтенант Хинка с безнадежным видом покачал головой. Говорить с Малышом о наставлениях не имело смысла.
— Шанцевый инструмент держите в руках так, чтобы не гремел, — сказал Старик, — и наблюдайте друг за другом, чтобы никто не потерялся.
Мы перевалились через бруствер траншеи и поползли по зловещей ничейной земле к позициям русских.
Мы бесшумно прокрались по галерее, пробрались, как пантеры, под колючей проволокой и осторожно поползли в темноту, черневшую впереди бархатной стеной. Легионер и я ползли следом за Стариком. За нами — Малыш с Портой. Хайде тащил за собой волоком небольшую сумку со связками гранат для подрыва блиндажей. Дышал он шумно, будто астматик. Как и всегда, когда боялся.
Нас окружала зловещая тишина. Земля дышала. От болот поднимались испарения. Стоял запах горелой древесины.
Мы чувствовали себя ужасно одинокими. Повсюду таилась смерть.
Старик бесшумно поправил свое тяжелое снаряжение и взглянул на автомат, проверил, хорошо ли вошел на место длинный рожок. Хайде провел ладонями по гранатам в голенищах.
Кенигсбержец держал перед лицом саперную лопатку.
Малыш хотел было закурить.
— Идиот, — прошептал Легионер, — хочешь, чтобы мы все воспарили, как ангелы?
— Поросенок, — буркнул под нос Малыш.
— Замолчи ты, — нервозно прошептал Старик.
Бауэр опустил голову на сумку с гранатами.
— Ничем хорошим это не кончится, — с безнадежностью прошептал он.
Лежа вплотную друг к другу, мы смотрели поверх холмика на позиции русских, находившиеся пугающе близко. Можно было коснуться минного поля противника, просто вытянув руку.
Малыш привел в боевую готовность ручной пулемет и взглянул на Старика.
— Как планируешь пробираться через минное поле?
Легионер закусил губу.
— Мы и ахнуть не успеем, как взлетим к облакам.
Больше он не сказал ничего. Послышалось легкое позвякивание. Все мышцы у нас напряглись.
— Черт возьми! — прошептал Порта. Толкнул Малыша. — Смотри влево!
Снова позвякивание в темноте и негромкая русская брань:
— … твою мать!
— Иван собственной персоной, — бодро прошептал Малыш.
Старик дал ему сильного пинка.
Он ничего не сказал, но мы чувствовали, что ему хочется сказать кое-что.
Мы плотно прижались к земле и затаили дыхание. Малыш привел пулемет в положение для стрельбы, готовясь косить противника.
Глаза Порты блестели в темноте; в руке он держал боевой нож. Штайн отвернул предохранитель гранаты. Фарфоровое кольцо слегка звякнуло[130].
Из темноты донесся смех.
— Mille diables! — прошептал Легионер. — Скоро он перестанет веселиться.
В нескольких метрах от нас появились четыре темных силуэта. Чтобы взять пленных, нам требовалось только протянуть руки. Проблема решалась безо всякого шума. Все казалось очень простым.
Мы бесшумно подкрались к этим четверым, совершенно не подозревавшим об опасности.
Слышно было, как они шепчутся и негромко смеются.
Внезапно тишину ночи нарушил шум падения и краткий вскрик. Хайде упал в какую-то яму.
И тут поднялся переполох. Четверо русских подскочили и бросились со всех ног к своим позициям, крича:
— Германцы! Германцы!
Малыш вскочил, издал рев и рубанул ближайшего русского саперной лопаткой наискось по плечу.
С русской стороны взлетели с шипением осветительные снаряды, залив местность резким, ярким светом.
Хайде, уже вылезший из ямы, бросился к пулемету и открыл по позициям противника сосредоточенный огонь.
На меня кто-то бросился. Я едва разглядел искаженное азиатское лицо. Почти детский голос прорычал:
— Пес!
Я трижды выстрелил из пистолета в это широкое лицо с чуть раскосыми глазами. Нападавший упал ничком.
С русской стороны раздались глухие выстрелы противопехотных орудий и минометов.
Брандт, наш главный снабженец, повалился от удара саперной лопаткой, из большой раны между плечом и шеей струилась кровь.
Это разъярило нас. Мы неистово бросились в драку, не думая о своем задании: привести пленных.
