Когда Фотини дошла в своем рассказе до этого места, она столкнулась с неприятной необходимостью описывать чувства того, кто и сам вполне способен рассказать о собственной судьбе. Хотя Фотини, как и любой человек, понимала, что должна была чувствовать София, кто мог рассказать эту историю лучше ее, на себе испытавшей удары безжалостной правды? Ведь это София в ту августовскую ночь снова и снова безуспешно пыталась перевести дух, когда родители признавались, что они вовсе ей не родители; ведь это Софии пришлось услышать, что ее настоящей матери уже нет в живых, а о личности ее биологического отца нельзя сказать ничего определенного. Девушка знала, что больше никогда не сможет быть ни в чем уверена. Даже если бы земля разверзлась у нее под ногами, а остров Крит потрясло величайшее землетрясение, она чувствовала бы себя в большей безопасности, чем тогда.
Фотини понимала, что есть только один выход, и все, что для этого нужно, – это позвонить Софии в Лондон. Она вышла, оставив Алексис созерцать уже ставший для нее привычным вид на Спиналонгу.
Взяв трубку, София сразу поняла, кто ей звонит.
– Фотини! Это ты?
– Я. Как поживаешь, София?
– Очень хорошо, спасибо. Моя дочь Алексис заезжала? Я передала с ней письмо для тебя.
– Конечно, заезжала, и она все еще здесь. Мы с большой пользой провели время, и я сделала почти все, о чем ты просила.
На другом конце линии молчали. Фотини почувствовала, что нужно поторопить события.
– София, сколько времени тебе понадобится, чтобы доехать сюда? Я рассказала Алексис все, что могла, но, думаю, есть вещи, которые я не вправе рассказывать. Скоро ей нужно будет уехать, чтобы встретиться со своим парнем, но если бы ты сумела добраться сюда до того, как она уедет, то мы могли бы провести пару деньков вместе. Что скажешь?
Снова молчание.
– София? Ты еще там?
– Да, конечно…
Приглашение было таким неожиданным! Существовала тысяча причин, по которым София не могла все бросить и вылететь в Грецию, но так ли все это важно на самом деле? София отбросила сомнения почти мгновенно. Она завтра же будет на Крите, а дальше будь что будет!
– Послушай, я сейчас узнаю, смогу ли попасть на ближайший рейс. Было бы здорово приехать в Плаку спустя столько лет.
– Хорошо. Я не стану ничего говорить Алексис, но буду держать кулаки на удачу, чтобы ты смогла добраться вовремя.
София без труда взяла билет на рейс до Афин. В это время года спрос на них в Грецию был невелик – к счастью, самолет вылетал из аэропорта Хитроу в тот же день. София поспешно сложила все самое необходимое в небольшую сумку и оставила Маркусу сообщение на автоответчике, в котором объяснила, куда отправляется. Самолет взлетел точно по расписанию, и к восьми вечера София уже мчалась в такси по направлению к Пирею, где успела сесть на ночной паром до Ираклиона. Пока он, мягко покачиваясь, двигался на юг, женщина с тревогой думала о том, с чем ей предстоит столкнуться по прибытии. Она до сих пор не могла до конца поверить, что сама приняла это решение. Приехав в Плаку, она неизбежно должна была столкнуться с неприятными воспоминаниями, но Фотини говорила так настойчиво! Возможно, ей и впрямь пришло время встретиться с прошлым лицом к лицу.
На следующее утро, менее чем через двадцать четыре часа после телефонного разговора между Плакой и Лондоном, Фотини увидела, как у бокового входа в таверну остановилась машина. Из нее вышла полная блондинка. Хотя с тех пор как она видела Софию в последний раз, прошло двадцать лет, а светлые волосы могли сбить с толку кого угодно, Фотини немедленно поняла, кто перед ней. Она поспешила навстречу.
– София, это ты? Поверить не могу! – воскликнула она. – Я до последней минуты сомневалась, что ты приедешь!
– Конечно, я приехала. Я много лет хотела вернуться, но каждый раз мне казалось, что время еще не пришло. К тому же ты никогда меня не приглашала, – добавила София шутливо.
– Ты же знаешь: чтобы приехать, тебе не нужно было ждать приглашения. Ты могла приехать когда угодно.
– Знаю.
София помолчала и оглянулась.
– Все выглядит так же, как раньше.
– Да, почти ничего не изменилось, – согласилась Фотини. – Ты же знаешь, что такое деревня. Стоит хозяину местной лавки покрасить ставни в другой цвет, как это вызывает бурю возмущения соседей!
Как и обещала, Фотини ни словом не обмолвилась Алексис о предстоящем приезде матери, и когда заспанная молодая женщина появилась на террасе и увидела мать, то пришла в изумление и поначалу даже подумала, не вызвал ли выпитый накануне бренди галлюцинации.
– Мама? – только и смогла вымолвить она.
– Да, это я, – ответила София. – Фотини пригласила меня, и мне это показалось отличным поводом побывать здесь.
– Вот так сюрприз! – воскликнула Алексис.
Три женщины уселись за стол под навесом и некоторое время потягивали холодные напитки.
– Как твой отпуск? – спросила София.
– Да так себе, – ответила Алексис, неопределенно пожав плечами. – Вернее, был так себе, пока я не приехала сюда. Теперь все пошло намного интереснее. Я отлично провела время в Плаке.
– Эд здесь, с тобой? – спросила София.
– Нет, я оставила его в Ханье, – ответила Алексис, глядя на свой кофе. За последние несколько дней она и думать забыла об Эде, и внезапно ей стало стыдно, что она бросила его так надолго. – Но я планирую завтра вернуться, – добавила она.
– Так скоро? – воскликнула София. – Но я ведь только что приехала.
– Что ж, – сказала Фотини, подходя к столу с новыми стаканами, – в таком случае у нас не так уж много времени.
Все трое знали, что собрались здесь не просто так. Иначе зачем было приезжать Софии? Голова у Алексис все еще шла кругом от того, что рассказала ей Фотини за последние несколько дней, но она знала, что в этой повести осталась последняя глава. Именно для того, чтобы ее рассказать, и прилетела мать.
Глава двадцать шестая
На следующее утро София должна была поехать в Афины, где ее ждала новая жизнь – жизнь студентки университета. Сундук с ее вещами надо было перевезти на несколько сотен метров вниз по дороге, к порту, и там погрузить на паром, который должен был отвезти ее в столицу Греции – город, расположенный километрах в трехстах к северу. Решимость Софии начать самостоятельную жизнь почти уравновешивалась одолевавшими ее страхом и беспокойством. Весь день она боролась с соблазном распаковать вещи и вернуть их на свои места: одежда, книги, письменные принадлежности, будильник, радиоприемник, картинки… Оставить хорошо знакомое ради неизвестного было непросто, и девушка сама не знала, чего ждет от Афин больше – радости или несчастий. Что-то среднее восемнадцатилетняя София даже представить себе не могла. Каждая косточка в ее теле ныла от предчувствия морской болезни, но возврата уже не было. В шесть часов вечера она пошла попрощаться с друзьями, с которыми ей предстояло надолго расстаться. Девушка знала, что общество приятелей отвлечет ее от дурных мыслей.
Вернувшись домой около одиннадцати, София увидела, что отец беспокойно меряет комнату шагами. Мать сидела на краешке стула, нервно сжав руки с белыми от напряжения костяшками пальцев. Ее лицо казалось каменным.
– Вы еще не спите? Простите, что задержала вас, – сказала София. – Но вы могли и не дожидаться меня.
– София, мы хотели поговорить с тобой, – мягко произнес отец.
