— Да, сэр, — ответил Роб.
— Но не сегодня. Через пару дней. А ты покуда отдохни. Годится?
— Да, спасибо.
— Ты должен давать им отпор. Пацанам этим. Я знаю, тебе это не по душе. Но ты должен научиться бить в ответ. Иначе не отстану!'.
Роб кивнул. Он вспомнил, как отчаянно молотила руками и ногами Сикстина. И улыбнулся.
— А пока ты дома сидишь, поможешь мне с уборкой, — добавил отец. — И починить тут надо кое-что, по мелочи. Бошан вечно что-то требует. Часов в сутках не хватит, чтобы ему угодить. Ну а сейчас давай-ка смажем ноги. Тащи лекарство.
Отец наложил толстым слоем густую, пахнущую рыбой мазь. Начал втирать. Роб терпел, стараясь не переминаться с ноги на ногу.
— Пап, а Бошан — самый богатый человек на земле? — спросил он.
— Да что ты? У него ничего и нету, кроме этого занюханного мотельчика. Ну, ещё лес вокруг. Но он любит прикидываться богачом. Щёки раздувает. А почему ты спросил?
— Просто так, — ответил Роб.
Он думал о тигре. Как тигр метался по клетке взад-вперёд. Он наверняка принадлежит Бошану. А чтобы купить тигра, надо всё-таки быть очень богатым, верно? Вот бы сейчас снова увидеть тигра! Хоть глазком. Но вдруг его нет? Вдруг это был мираж, который развеялся вместе с утренним туманом?
— Можно погулять? — спросил он, когда отец закончил процедуру.
— Нет уж, — сказал отец. — Сиди дома. А то всю эту дорогущую мазь дождём смоет.
Роб покорно, даже с каким-то облегчением, принял запрет. Лучше мечтать о тигре, чем прийти и убедиться, что его нет.
На ужин отец приготовил макароны. Готовил он на электроплитке с двумя конфорками. Она стояла прямо на столе, возле телевизора. Макароны отец переварил. Вода выкипела, и почти все макароны пристали ко дну кастрюли. Робу отец дал целые, но их было немного. А себе взял соскобленное со дна месиво. Сверху посыпали тёртым сыром.
— Когда-нибудь у нас с тобой будет настоящая плита, — сказал отец. — И я смогу приготовить что- нибудь по-настоящему вкусное.
— Макароны тоже вкусные, — соврал Роб.
— Ты ешь, ешь, — закивал отец. — У меня возьми. Я не голодный.
После ужина отец заснул в шезлонге, откинув голову и приоткрыв рот. Он всхрапывал, а его ноги — большие, с кривыми пальцами — пошевеливались и иногда дёргались. Между всхрапами было слышно, как урчит у отца в животе — громко и протяжно, точно у самого голодного человека на свете.
Роб устроился на своей кровати и начал вырезать тигра. Чурбачок попался удачный, кленовый, ножик был острый, и мысленно Роб уже хорошо представлял своё будущее творение. Но под руками у него получалось нечто совсем иное. Точнее, некто. Только это был не тигр, а человек. С острым носом, маленькими глазками и костлявыми ножками. Когда дело дошло до платья, Роб понял, что это Сикстина.
Он отложил ножик. Отодвинул фигурку на расстояние вытянутой руки. Недоумённо покачал головой. Вот мама точно так и говорила: никогда наперёд не знаешь, что скрывает в себе дерево. Оно само подскажет, а твоё дело — не спорить и не сопротивляться.
Роб работал над фигуркой допоздна, а когда наконец заснул, ему приснился тигр. Только не в клетке, а на воле. Тигр бежал по лесу, а на спине его кто-то сидел, но Роб не мог различить, кто именно. Но вот тигр подбежал ближе, и Роб понял, что на нём сидит Сикстина. В праздничном розовом платье с кружевами. Роб помахал ей во сне, и она помахала в ответ. Но не остановилась. Они удалялись — тигр и девочка на тигре. Лес расступался, пропуская их, и смыкался вновь.
Глава 9
Наутро отец потеребил его за плечо в половине шестого.
— Вставай, сынок. Ты теперь человек рабочий. Начались трудовые будни.
Потом отец отнял руку, просто постоял над ним с минуту, ничего не говоря, и вышел — Роб услышал, как скрипнула, закрываясь, дверь.
Он открыл глаза. В мире было ещё темно. Единственный источник слабенького света за зашторенным окном — неоновая вывеска со звездой штата Кентукки. Роб перевернулся на другой бок, к окну, отодвинул штору и посмотрел на вывеску. Надо же, у него есть персональная падающая звезда, а он ещё ни разу желание не загадал. Но загадывать страшно. Вдруг он начнёт, а остановиться не сможет? В чемодане, куда он прячет всё, о чём нельзя думать, есть ещё и разные штуки, о которых нельзя мечтать. И крышка чемодана всегда закрыта. Наглухо.
Приподнявшись на локте, Роб смотрел на звезду и слушал, как дождик тихонько, точно пальцами, барабанит по крыше. По животу у него вдруг разлилось какое-то неожиданное, непривычное тепло. Точно грелку положили. Отчего это? Поначалу он даже не понял и лишь минуту спустя сообразил: тигр! Там, в лесу, есть тигр. Роб быстро вылез из кровати и натянул шорты и футболку.
— Жара всё не спадает, — сказал отец, увидев его на пороге. — И дождь не унимается.
— Угу, — буркнул Роб, протирая глаза. — Да, сэр.
— Если он не уймётся, весь штат превратится в одно сплошное болото.
— Мне дождик нипочём, — тихонько сказал Роб.
В день маминых похорон светило солнце, до боли яркое солнце. Когда всё закончилось, им с отцом пришлось ещё долго стоять на этом палящем солнце, потому что люди шли и шли с утешениями. Какие-то тётки обнимали Роба, притягивали его к себе порывисто, отчаянно и вдавливали его лицом в мягкие подушки грудей.
— Ты просто копия матери! — восклицали они и раскачивали его вправо-влево, не расцепляя объятий.
Другие говорили:
— Волосы у тебя точь-в-точь как у неё! Она была пепельная блондинка! Это такая редкость! — И запускали пятерню ему в волосы, и трепали их, точно собаку гладили.
И каждый раз, когда отец пожимал кому-то руку, Роб видел прореху у него под мышкой: пиджак порвался, когда отец ударил его, Роба, чтоб не плакал. И эта прореха снова и снова напоминала ему: не плачь, не плачь.
Так что солнце в его памяти теперь навсегда связано с одним. С похоронами. И если он это солнце больше никогда не увидит, будет даже неплохо. И пусть весь штат превратится в болото — ему всё равно.
Отец вернулся в комнату, сделал себе кофе и снова вышел с чашкой на террасу. Над чашкой колечками поднимался пар.
— Раз я рабочий человек, можно мне тоже кофе? — замявшись спросил Роб.
Отец улыбнулся:
— Думаю, можно. Вполне.
Роб сходил в комнату, развёл себе растворимый кофе в кружке и, выйдя с ней на террасу, сел рядом с отцом. Он пил медленно, кофе был горячий, почти чёрный и очень горький. Робу кофе понравился.
— Что ж, — сказал отец минут через десять. — Пора приниматься за дело.
Он встал. До шести часов оставалась ещё пара минут.
Они обогнули мотель и пошли к сараю с инструментами. Отец принялся было насвистывать