Выстрелил я, когда солдат осторожно приподнялся над стволом поваленной сосны. Легко прошивший еловые лапы заряд картечи угодил преследователю в туловище, и тот замертво рухнул на снег. А в следующий миг по моему укрытию забарабанили пули.
Но палили больше наугад, лишь примерно представляя, где сверкнула дульная вспышка. Я вжался в снег, скорчившись, вытащил стреляную гильзу и вставил на ее место новый патрон.
Обстрел немного стих, и, стараясь побыстрее миновать опасную зону, двое рейнджеров кинулись в обход. На миг приподнявшись над прикрывавшим меня сбоку стволом, я разрядил ружье в пробиравшихся по глубокому снегу людей и тут же спрятался обратно.
Попал или нет - не понял. Разглядеть мешали густые елки, но двигаться солдаты перестали. Зато рванули вперед их сослуживцы, и, прежде чем мне удалось перезарядить ружье, они уже залегли, использовав в качестве укрытий поваленные сосны. Поняв, что стрелок каким-то образом контролирует их перемещения, горожане моментально приняли новые правила игры и постарались не оставить мне ни единого шанса.
Да что ж это такое!
Чего они привязались?
Поквитаться хотят? А как же всепрощение?
Сволочи!
Так, главное - не паниковать. Не паниковать! Что значит - выхода нет?
А вдруг наши пограничников встретят? Нет, ну а вдруг? Господи, пусть мне хоть раз повезет, а? Не многого прошу.
Ну почему бы пограничникам взрывом не заинтересоваться, а? Тут ведь недалеко, если на броне…
Обежавшие мою импровизированную долговременную огневую точку рейнджеры замерли на месте, и сразу короткими перебежками метнулись вперед остальные горожане. Я выстрелил - раз, второй! - и тут же над самой головой прошла очередь. Выбившие из соснового ствола щепу пули заставили переползти на новое место, и раненую ногу немедленно пронзила острая боль.
Закусив губу, я приподнялся над поваленным деревом, одной длинной очередью опустошил рожок АКМ в застигнутых врасплох солдат и нырнул назад. Но заметить, как прилетевшая из леса граната угодила в макушку высокой ели и отскочила назад, успел и потому поспешил вжаться в снег.
Близкий взрыв ударил по ушам и забарабанил по сосновым стволам осколками, а мгновение спустя бросились в атаку обошедшие укрытие рейнджеры. Выругавшись, я выудил из кармана «лимонку», сорвал кольцо и перебросил гранату через прикрывавшее меня сзади корневище.
Вновь громыхнуло; то ли раненые, то ли просто ошеломленные горожане замерли на месте, а я уже выхватил из кобуры «зиг- зауэр» и несколько раз выстрелил в мелькнувшее меж темно-голубых елок белое пятно. Будто споткнувшийся солдат повалился в снег; над ухом взвизгнуло, и по плечу растеклась огненная волна боли. Онемевшие пальцы выпустили рукоять пистолета, и, прежде чем мне удалось нашарить ее левой рукой, в метре от моего укрытия плюхнулся в сугроб серебристый цилиндр, внешне напоминавший обычный аэрозольный баллон.
В ожидании взрыва я распластался на снегу, но хлопок оказался на удивление негромким. И сразу накатила едкая вонь.
Из глаз хлынули слезы, легкие стал рвать беспрестанный кашель, и, уже почти ничего не соображая, я выбрался из своего убежища, кое-как отполз подальше от растекшегося над землей серого облака и уткнулся лицом в снег.
Немного полежал так, потом протер глаза и, заслышав приближающиеся шаги, обреченно перевалился на спину. Интуиция не подвела - мне в лицо уже смотрело автоматное дуло. Вот слегка сощурились видневшиеся в прорези маски глаза, вот пошел назад лежавший на спусковом крючке палец, а в следующий миг ослепительно полыхнула вспышка выстрела…
ЭПИЛОГ
Я даже сказать ничего не успел. Да и что можно в такой ситуации сказать?
«Не надо», «Давайте поговорим» или «Вы не так все поняли»?
Глупо.
Но я б сказал. Просто не успел.
Только перевернулся - и вот уже ослепившая глаза вспышка. А следом еще одна!
Взорвавшаяся в полуметре от лица пуля расплавленным свинцом прожгла вязаный подшлемник, а рейнджер выронил автомат и согнулся в три погибели. На его белом маскхалате в один миг растеклось кровавое пятно - будто дьявольский цветок на снегу расцвел, - и тут же со всех сторон загрохотали выстрелы.
В ужасе сорвав с лица дымившийся подшлемник, я собрался было отползти под раскидистые лапы ближайшей елки, но лишь обессиленно завалился обратно на спину. Голова кружилась, глаза ел едкий дым, невыносимо ныло обожженное лицо - а мне уже было все равно.
Уставившись в видневшееся меж макушек сосен серое небо, я потихоньку уплывал в беспамятство. Струившаяся по кисти кровь ледяными каплями срывалась с кончиков пальцев и алыми кляксами пятнала снег, онемевшая нога перестала болеть, и даже помехи глушителей больше не терзали сознание. Полыхнувшая неподалеку вспышка «закатного муара» лишь на мгновение разогнала застившую глаза тьму, и меня начал крутить водоворот невнятных видений.
Вот только спокойно отойти в мир иной так и не получилось.
- Здесь ваш пропавший, здесь! - раздался прямо над ухом чей-то смутно знакомый голос, потом послышалось
надсадное сопение, и шею уколола обжегшая холодом игла шприца.
Глаза открылись сами собой, и передо мной замаячила бородатая физиономия Виктора Петровича.
- Все, берите его, и уходим,- распорядился заглядывавший ему через плечо давешний старший лейтенант. Как его? Ермолов?
- Надо сначала раны осмотреть! - забеспокоился химик.
- Раз до сих пор живой, ничего с ним не случится,- возразил пограничник и крикнул кому-то: - Волокуши рубите, быстро!
- Руку перевяжите,- прохрипел я.
- Помолчи,- моментально заткнул меня Бородулин.- Учитель выискался!
Химик для начала сделал еще один укол, потом перетянул жгутом предплечье и только тогда разрешил подоспевшим пограничникам погрузить меня на свежесрубленные волокуши.
- Напалм, ты сволочь! - заметив мелькнувшую неподалеку лысину пироманта, хрипло крикнул я.- Сволочь и подонок!
- Да не останется шрамов, не ссы,- пошел за тащившими волокуши парнями Напалм.- А вообще, мог бы и спасибо сказать!
- Потом скажу. Все, что о тебе думаю, все скажу… - вяло откликнулся я, не в силах больше прямо удерживать налившуюся свинцом голову.
- Вот она, черная неблагодарность,- начал разоряться пиромант, но без толку - меня с ним уже не было.
Препараты Виктора Петровича сделали свое дело, и, покачиваясь на мягких волнах наркотического дурмана, я отправился прямиком в нирвану. Отправился в нирвану, а очнулся почему-то в трясущемся кузове вездехода. И пусть до котла с кипящей смолой ему было далеко, но райские кущи обстановка не напоминала совершенно.
И болит все, сил никаких нет…
Поморщившись из-за назойливого лязга гусениц, я попробовал перевернуться на бок, но меня моментально уложили обратно.
- Не шевелись,- потребовала сидевшая рядом Оксана.- Виктор Петрович сказал, что швы разойтись могут.
