Всеобщая термоядерная война явится гибелью современной цивилизации, отбросит человечество на столетия назад, приведет к физической гибели сотен миллионов людей и, с некоторой долей вероятности, приведет к уничтожению человечества как биологического вида, возможно, даже к уничтожению жизни на Земле.
Внешне Белый дом нисколько не изменился с той минуты, когда Джонатан Браун отказался уступить Анатолию Астафьеву. Ничего не подозревающие американцы продолжали прогуливаться вдоль чугунной ограды, фотографируясь на фоне президентской резиденции, прежде чем отправиться осматривать другие достопримечательности Вашингтона.
Толпа была веселой, шумной, пестрой. Среди зевак можно было заметить то черные фигуры с пейсами, сползающими по щекам из-под шляп, то попрошаек с гремящими жестянками, то детишек из сиротского приюта, загримированных под Чарли Чаплина, то бритоголовых буддийских монахов в оранжевых одеяниях.
– Ом мани падме хум, – тянули они гнусаво и размеренно, в то время как группа чернокожих проповедников со звездами Давида на белых накидках хором взывала к окружающим:
– Не позволяйте блеску золотого тельца ослеплять вас, братья! Выбирайте путь свой тщательно и осторожно, дабы попасть на небеса, а не в геенну огненную!
Монахам и проповедникам не мешала громкая музыка, под которую лихо крутили нижний брейк шоколадные тинейджеры в безразмерных футболках.
За всем этим столпотворением безучастно наблюдали полицейские – копы, как прозвали их в Америке. Рослые, накачанные, суровые парни с наручниками и кольтами на ремнях стояли там и сям, широко расставив ноги и лениво перемалывая квадратными челюстями жвачку. Было ясно, что они не замедлят вмешаться, если кто-нибудь вздумает нарушить порядок или припарковать автомобиль в месте, запрещенном для стоянки. На столбах висели таблички, предупреждающие иногородних ротозеев: «Пусть вам даже в голову не придет мысль о том, что здесь можно стоять!»
И, представьте себе, никто не преступал закон даже на миллиметр! При всем при том, что американцы походят на больших горластых детей, оставшихся без присмотра, они четко знают, что можно, а что нельзя. Если уж кому-то непременно нужно выделиться, то они делают это с помощью экстравагантных нарядов. И расхаживают по Вашингтону бизнесвумен в строгих костюмах и кроссовках, чопорные джентльмены с серьгами в ушах, похожие на клоунов панки, постаревшие хиппи в драных джинсах. Каждый волен делать что угодно, лишь бы не мешал другим.
В отличие от россиян, никто не хмурился, не играл желваками, не изображал вселенской скорби и не бросал исподлобья на окружающих мрачных взглядов. Американцы держались если не весело, то непринужденно и раскованно. По их лицам было видно, что они в полном порядке и у них все о'кей.
Даже если это было не так, они все равно бодрились изо всех сил, незаметно глотая антидепрессанты или вспоминая советы психотерапевтов. Им с детства внушили, что в любой неприятности можно отыскать что-то положительное, и каждый знал поговорку: «Если жизнь подсовывает вам лимон, сделайте из него лимонад». Это и другие крылатые выражения американцы черпали из множества книг по самосовершенствованию, одни названия которых заставляли расправлять плечи: «У меня все о'кей», «У тебя все о'кей», «Преуспевай, богатей, радуйся», «Улыбнись на миллион долларов».
Конечно, за этим сияющим улыбчивым фасадом все было не так гладко. В глубине души у каждого таились тщательно скрываемые комплексы, чувство неуверенности и вины, всевозможные мании, горести и печали. При этом каждый американец чего-нибудь да боялся: увольнения, неоплаченных счетов, штрафов, болезней, грабителей, террористов и просто русских, которые пьют водку где-то в Сибири, держа пальцы на пусковых кнопках атомных ракет.
После 11 сентября 2001 года, когда рухнули башни-близнецы в Нью-Йорке, в любой, самой оживленной компании американцев всегда можно было заметить человека, бросающего тревожный взгляд в небо. Ночное или утреннее, безоблачное или затянутое тучами, небо перестало олицетворять покой и безмятежность. Космос давно не был мирным. Прошли времена, когда мир, затаив дыхание, следил за полетами космонавтов, передвижениями луноходов, верил в то, что на Марсе будут яблони цвести, и ждал, когда же представители инопланетного разума выйдут на контакт с землянами. Романтика испарилась из космоса. Теперь спутники запускались на земную орбиту вовсе не для того, чтобы заниматься там какими- то научными исследованиями. Получая приказы с наземных баз, они настраивали свои антенны, локаторы и объективы таким образом, чтобы корректировать запуски ядерных ракет, нарушать вражеские линии связи, посылать свои и гасить чужие радиоволны, наводить истребители на цель, фотографировать неприятельские объекты, подлежащие уничтожению.
Для подобных же, отнюдь не мирных целей использовались многочисленные орбитальные станции, две трети которых витали в космосе тайно, обходясь без всякой помпы и шумихи в средствах массовой информации. Там тоже готовились к войне – войне кровопролитной, разрушительной и при этом стремительной, благодаря чему она не представлялась такой уж страшной. Экипажи станций, бесшумно огибающих Землю по законам Кеплера, переходили в боевые отсеки, чтобы развернуть в черном вакууме антенны радиотелескопов, наводящих лазеры на объекты. Один за другим высвечивались на мониторах цели, а космонавты корректировали изображение и координаты, бегая пальцами по клавишам компьютеров, чтобы привести в действие системы наблюдения за вражескими штабами. Там, на далекой Земле, включались камеры широкого и точечного обзора, инфракрасные объективы, радиоэлектронные фиксаторы с самонастройкой, а перехваченная информация молниеносно перебрасывалась за тысячи километров.
И взвывали, пронзительно и яростно, двигатели «Харриеров» и «Сухих», готовых вылететь в прямо противоположных направлениях, и пилоты щурились, оберегая глазные яблоки от перегрузок при взлете, пока могучая сила не подбрасывала их прямо в небо с палуб авианосцев, и тогда, с перекрученными кишками и студенисто трясущимися щеками, они спешно связывались с пунктами управления воздушными полетами, которые автоматически переводили их в подчинение боевых информационных центров.
«Первый!.. Шестой!.. Двадцать второй!.. Тридцатый!»
Все новые и новые самолеты взмывали в поднебесье, и пилоты выстраивали их в звенья, понятия не имея, сгинут ли они сегодня где-то там, за облаками, или же вернутся обратно, плюхаясь на палубы, где будут остановлены пружинами аэрофишинеров. И срабатывали в воздухе автоматические системы «свой- чужой», квалифицируя серийные номера, чтобы в нужный момент обрушить на чужаков удары, равнозначные по смертоносной силе тем, которые будут получены в ответ.
Меняли курс целые эскадры, пеня морские волны неутомимыми винтами, вращаемыми котлотурбинными установками. Тысячетонные стальные левиафаны, подрагивая от распирающей их мощи, вспарывали синюю шкуру океана и резали ее вдоль и поперек, оставляя на поверхности следы, похожие на пену от стирального порошка. Стояли на капитанских мостиках командиры кораблей, вглядываясь в даль, туда, куда были направлены башенные орудия, ждущие возможности без помех выплюнуть все свои крупнокалиберные снаряды, припрятанные под четырехсантиметровой броней. Пушки пока что молчали, но боевые соединения американских и российских военных судов блуждали по морям и океанам, кто на малой скорости, кто полным ходом, ожидая команды атаковать противника.
Вместе с тем капитаны крейсеров, линкоров и эсминцев не могли чувствовать себя полноценными охотниками, потому что одновременно охотились и за ними. Их выслеживали глубоководные субмарины, оснащенные ядерными боеголовками и самонаводящимися торпедами, от которых не было спасения ни в рубке, ни в матросском кубрике, ни на палубе. Одни подлодки только подкрадывались к целям, а другие уже висели в толще воды, дожидаясь часа «икс» и прислушиваясь к звукам из океанских глубин чуткими барабанными перепонками акустиков. Стоило отдать приказ, и все колоссальное количество оружия, накопленного человечеством за полвека, должно было заработать на манер одной чудовищной мясорубки, перемалывая сотни тысяч людей в сплошное кровавое месиво.
Президент Астафьев, он же Главнокомандующий Вооруженными силами России, хорошо представлял себе, как это будет. За несколько недель до трагедии в Арктике он в очередной раз побывал на восьмидесятитысячетонном авианосце, палуба которого была заставлена истребителями, перехватчиками,
