действительно лесбиянка, то активная. Неплохо.
«Здравствуй, Настя, – мысленно сказал Грин. – Здравствуй и прощай».
– Годится, – произнес он вслух. – Завтра же отправляйте ее в Латвию. Легенда самая простенькая, в соответствии с основными фактами подлинной биографии. Фамилию ей, конечно, смените, а имя оставьте.
– Зачем? – удивился Верещагин.
– Нравится, – ответил Грин. – Настя. Хорошее имя.
– И что прикажешь сообщить этой твоей Насте? Чем ей предстоит заняться?
– Я сам ей расскажу. При встрече. А она выполнит все, что я ей прикажу.
– Э, не-ет! – протянул генерал. – Так не пойдет!
– Значит, никак не пойдет, – обронил Грин.
– Но я должен быть в курсе! С меня спросят.
Хозяйские возгласы разбудили Астру, и она вскочила с пола, одновременно виляя хвостом и скаля зубы. Подать голос? Броситься на гостя? Но он не обижает хозяина, говорит тихо, размеренно, равнодушно:
– За спрос не бьют в нос, Николай Вениаминович. А кураторы мне ни к чему. Дело как бы частное, личного характера. В случае чего, у меня возлюбленная на Северном полюсе погибла. Или лучший друг. Вот я и взбеленился. Вы здесь ни при чем, так? Вот и держи€тесь в стороне. Сохраняйте дистанцию. – Поколебавшись, Грин не отказал себе в удовольствии поддеть генерала. – В целях конспирации, понимаете?
– Не доверяешь мне, выходит, Глеб? – горько спросил Верещагин.
– А кому в нашей работе доверять можно? Себе? Так это до первого же ареста. Под пытками себя хоть террористом номер один признаешь, хоть серийным маньяком. Или начнешь ссылаться на приказы, полученные от начальства. Оно вам надо?
Это прозвучало убедительно. По крайней мере, для старого генерала, изнывающего от похмелья и желания поскорее отправиться на боковую. Потратив на Грина еще десять минут, он широко зевнул и заключил:
– Остальное обсудим по телефону. Я буду звонить по спецномеру, зарегистрированному на одну туристическую фирму. Ты ведь у нас теперь турист, а?
– Убийца, самый обычный профессиональный убийца, – сухо ответил Глеб. – Думал, на государевой службе другие мои качества пригодятся – ан нет, опять пальба. Помните, чем пахнет в комнате, где нескольких человек уложили?
– Порохом, – сказал Верещагин. – Гарью.
– Если бы, Николай Вениаминович… Еще дерьмом и кровью, причем дерьмом значительно сильнее. И одежда дымится. И волосы. – Грин невесело улыбнулся. – Забыли, товарищ генерал, забыли… А что, может, тряхнете стариной? Может, взять вас, а не Настю, в напарники?
– Да пошел ты! – рявкнул Верещагин. – Ты что себе позволяешь, майор? С ним тут, понимаешь, цацкаются, а он… Шутник какой выискался! Я тебе тряхну стариной, я тебе покажу кузькину мать!
Овчарка Астра на протяжении всей этой гневной тирады глухо рычала, подрагивая на напружиненных лапах, но бросаться на Грина не спешила. Он не проявлял агрессии. Стоял напротив разбушевавшегося Верещагина и чему-то улыбался. Чему? Что его так развеселило в этот поздний час?
– Успокойтесь, Николай Вениаминович, – сказал Грин. – А то поссоримся ненароком, я уйду, хлопнув дверью, а что потом? Кого в Латвию пошлете? Что наверху доложите? Не знаете? То-то и оно. – Улыбка на его лице погасла, будто выключилась. – И вообще это была шутка. Не нужен мне генерал-напарник. Обойдусь Настей, которая лейтенант и мечтает о внеочередном звании. Хорошую сотрудницу теряете, Николай Вениаминович. Не жалко?
– Мне тебя жалко, Глеб, – пробурчал Верещагин. – Из-за языка своего длинного никак выше майора не прыгнешь. И при президенте недолго продержишься. Турнет он тебя. Вот ляпнешь что-нибудь и за бортом останешься.
– Привычное состояние. Я и так в свободном плавании.
– Это тебе так кажется.
– Беспредметный спор, товарищ генерал. Разрешите идти?
– Иди, – махнул рукой Верещагин. – Глаза бы мои тебя не видели.
– Как знать, – передернул плечами Грин. – Может, и не свидимся больше.
– Типун тебе на язык!
– Приятных снов, товарищ генерал.
– Приятных, ха!.. – Верещагин, забывшись, вынул руки из кармана и всплеснул ими театральным жестом.
«А ведь у него в куртке пистолет припрятан, – смекнул Грин. – Не доверяет, старый хрыч. И правильно делает. Кто ему я и кто он мне?»
Окончательно попрощались они на крыльце. Наблюдая, как Грин усаживается в машину, Верещагин нетерпеливо крутил в пальцах дистанционный пульт. Не терпелось ему открыть ворота. Открыть и закрыть. Чтобы избавиться от общества своего бывшего лучшего сотрудника.
Плевать!
Выезжая со двора, Грин даже не оглянулся.
Глава 11. РИГА – ГОРОД КОНТРАСТОВ
Основанный в 1201 году, город Рига долгое время был столицей Ливонии. После поражения шведов Рига вошла в состав Российской империи. В конце XIX века русский язык стал официальным языком Рижской губернии. Вопреки русскому господству огромное влияние имели немцы, проживавшие здесь. После немецкой оккупации в 1917 г. латышам удалось провозгласить независимую республику, а Рига стала столицей Латвии. Затем длительное время Латвия входила в состав Советского Союза, но, воодушевившись перестройкой и гласностью в 1990 году, объявила о своей независимости.
В Латвии слова «нацист» и «фашист» считаются оскорблениями, а пострадавший может подать гражданский иск в суд на возмещение морального ущерба. Поэтому молодых людей, которые приезжают на слеты ветеранов СС, назвать нацистами нельзя. Они – члены патриотического движения. Конспирация им ни к чему. Например, националистическая организация «Соколы Балтии» открыто собирается в столичной квартире, переоборудованной под учебный центр для молодежи.
Дверь с кодовым замком в подъезде. На втором этаже – металлическая дверь со скромной табличкой. Штаб-квартира «Соколов» занимает несколько комнат. В первой комнате можно встретить пожилого мужчину в скромном костюме. Это Висвалдас Лацис – независимый депутат сейма Латвии, писатель, историк и – ветеран Латвийского легиона СС…
Трудно сказать что-либо определенное об архитектурном стиле Риги. Тут вам и Средневековье, и так называемый ар-нуво, и советские панельные многоэтажки, и лютеранские церкви, и резные деревянные домики, напоминающие пряничные, а все это перемежается бесчисленными бутиками, ночными клубами, отелями и ресторанами. И повсюду граффити, граффити, граффити… Причудливые буквы, дикарские орнаменты, тевтонские свастики и незатейливые русские матерные слова, самым энергичным из которых является трехбуквенное, напоминающее математическую формулу с использованием икса и игрека.
Гости латвийской столицы без устали бродят по улочкам Старого города, кружат вокруг Домского собора, прислушиваясь к тягучим звукам органа, прицениваются к янтарю или льняным изделиям на площади Доум, поднимаются лифтом на вершину собора Святого Петра, обозревая город с высоты птичьего
