Из окна снова вылетела еще одна граната и, прокатившись по земле, взорвалась метрах в пяти от Грина. Его подбросило, во все стороны брызнули осколки. По брови полоснуло острым и горячим. Грин не успел зажмуриться – и ослеп от яркого взрыва и от боли, когда его швырнуло левым боком об землю. Голова загудела, как колокол. Темнота перед глазами сделалась багровой. Когда Грин догадался стереть кровь рукавом куртки, над крышей дома плясали высокие языки пламени. Серый дым расползался по двору, словно утренний туман. Два бандита, один за другим, выбрались из разбитого окна. Пригибаясь и петляя, побежали через двор к сараю. Их фигуры отбрасывали длинные ломкие тени. Грин поднял руку, целя в бегущего первым, и снял его первым же выстрелом. Но тут новая пулеметная очередь прошла над головой, вынуждая уткнуться лицом в землю.
Пули просвистели мимо. Когда он приподнялся, сквозь крики и стрельбу до него донесся звук автомобильного двигателя, работающего на высоких оборотах.
– Уходит! – завопил Дедюшко. – Хассан уходит!
В следующее мгновение торцевая стена сарая, сколоченная из почерневших досок, пошатнулась и рухнула на землю, подняв над двором столб пыли. Его пронзил свет автомобильных фар. Белый «Чероки» с усиленным бампером вырулил из сарая. Оказавшийся на его пути Грин едва не попал под колеса, успев в последний момент откатиться в сторону. «Чероки», раскачиваясь, проехал по трупам и устремился дальше.
Грин вскинул пистолет и начал стрелять по колесам, придерживая правую руку левой, но целиться мешала кровь, заливавшая глаза. Пули остальных спецназовцев тоже не достигли цели. Полускрытый дымовой завесой, «Чероки» протаранил бампером проволочную изгородь. Колючие струны со звоном лопнули, столбы, вывернутые из земли, некоторое время волочились следом, а потом отстали.
Отдав приказ продолжать операцию, Грин ринулся к машинам, оставленным в низине. Делая огромные прыжки, он переложил пару снаряженных пистолетных обойм в брючный карман, расстегнул застежки разгрузочного жилета и сбросил его на землю. За ним последовал бронежилет, липучки которого издавали неприятное чмоканье, когда Глеб срывал их на бегу.
Повсюду стояли какие-то люди, мужчины и дети, сбежавшиеся из соседних домов поглазеть на стрельбу и пожар. Оставшийся в пропотевшей футболке Грин толкнул плечом силуэт, вставший у него на пути. Рука, поврежденная при падении, отозвалась сосущей пульсирующей болью.
За спиной не умолкала стрельба. Грин, не чуя земли под ногами, мчался с пригорка вниз. В темноте он споткнулся о камень и кубарем выкатился на дорогу. Перевернувшись через голову, вскочил на ноги и продолжил эту, казалось бы, безнадежную погоню.
Он добежал до развалин коровника, где спецназовцы оставили свой транспорт, когда красные фонари «Чероки» уже затерялись в ночи. Пожилой прапорщик Кубиков, оставшийся караулить машины, увидав окровавленное лицо Грина, сделал шаг назад и вскинул ствол автомата. Но в следующую секунду узнал своего капитана.
– Ключи, – прохрипел Глеб.
– В замке зажигания, – доложил Кубиков. – Мне с вами?
– Тебе… тебе на автобусе… к пожару. – Хватая ртом воздух, Грин втиснулся за руль «Ниссана». – Там раненые…
Позабыв о существовании прапорщика, он выжал педали. Внедорожник сорвался с места и выскочил на дорогу. Пружинисто подпрыгивая на колдобинах, понесся по ухабистой грунтовке. Через пару минут в свете фар показалось облако серой пыли, поднятое «Чероки».
– Не уйдешь, – пообещал Глеб, прибавляя газу.
Левая рука слушалась плохо, пальцы теряли чувствительность. Боль от предплечья поднималась до самой ключицы. Сломана ли рука или всего лишь вывихнута, можно было только догадываться. Грину приходилось вести машину одной рукой. Гонку осложняла глубокая ссадина на лбу. Кровь сочилась, густела, текла по векам, заливала глаза. Теряя дорогу, Грин поднимал вверх правое плечо, чтобы стереть кровавые струйки.
– Не уйдешь, – повторял он, как заклинание.
Пару раз «Ниссан» съезжал на обочину, ломился через кустарник и снова выскакивал на дорогу. Глеб потерял счет времени, скорости и километрам. Ему было худо. Но не так худо, как девочкам из летнего лагеря, не доехавшим домой. Это придавало ему злости и сил. Хорошее сочетание – злость и сила. Взрывоопасное.
Задние фонари «Чероки» мелькнули далеко впереди и снова исчезли. Заложив вираж, Глеб вырулил с грунтовки на асфальтовую дорогу, такую же коварную и неровную. «Ниссан» повело юзом, взвизгнули покрышки. Казалось, автомобиль вот-вот перевернется, но, слава зарубежным автоконструкторам, он устоял на колесах.
Шоссе то взлетало на склоны пологих холмов, то спускалось вниз. Встречных машин не попадалось; Грин видел впереди лишь два рубиновых фонаря «Чероки». Расстояние между автомобилями стало заметно сокращаться. Вероятно, джип Хассана все же пострадал от пуль, пущенных вдогонку.
Кровь из раны никак не останавливалась, снова и снова набегала на глаза. Но Глеб не мог оторвать взгляд от дороги, чтобы стереть кровь плечом. Он часто смаргивал веками, хотя это плохо помогало. Глаза слезились, контуры темной дороги расплывались, пропадая в ночи.
И все же «Ниссан» медленно, но верно нагонял белый «Чероки». Преисполненный азартом погони, Грин вдруг почувствовал себя бодрым и полным сил, словно обрел второе дыхание. Кровь на лбу запеклась, рана быстро подсыхала. Даже левая рука почти не болела, хотя по-прежнему плохо слушалась.
Когда расстояние между автомобилями сократилось до пятидесяти метров, впереди показался знак крутого поворота. И тут же откуда-то из ночной темноты навстречу выскочила фура с погашенными огнями. Мчавшийся впереди Хассан едва успел съехать правыми колесами на обочину, как фура проскочила в сантиметре от грузовика.
Грин принял вправо. Действуя одной рукой, он сумел включить пониженную передачу. Взвизгнули тормоза, джип выбросило с дороги, как с трамплина. Качнувшись на рессорах, он остановился в туче песка и пыли. Дальнобойщик, не затормозив, пронесся мимо. Из окна грузовика вырвалась какая-то разухабистая мелодия, стремительно унесшаяся вдаль.
Выругавшись, Грин ударил по газам. Габаритные фонари «Чероки» снова стали приближаться. Через пару минут Глеб сократил расстояние до тридцати метров. Заднее стекло «Чероки» потерял при выезде со двора, и сейчас Грин ясно видел, что Хассан намеревается открыть стрельбу на ходу. Когда дистанция сократилась до пятнадцати метров, захлопали частые выстрелы.
За поясной ремень Глеба был заткнут пистолет. Но что в нем толку, когда одна рука на баранке, а второй даже глаза протереть невозможно…
Беспорядочные выстрелы не прекращались. По пробитому лобовому стеклу побежали трещины. Здоровой рукой Грин намертво вцепился в руль, а сам отклонился вправо, под приборную панель. Машины разделяли каких-то три метра, но при такой болтанке попробуй попади в едва виднеющуюся макушку.
На спидометре было сто сорок. Грин набрал в легкие воздуха, сказав себе: «Пора!» Наступив на педаль акселератора, он обошел «Чероки» справа. Машины пошли вровень. Оскалившийся Хассан что-то прокричал, пытаясь выровнять свободную руку с пистолетом. Еще секунда, и все кончится.
Грин на миллиметр отпустил педаль. Заднее колесо «Чероки» оказалось чуть впереди капота «Ниссана».
– Привет от Гастелло, – завопил Глеб и дал полный газ. Машина рванулась вперед. Грин слегка повернул руль, направляя бампер между задней дверцей и бампером «Чероки». Грохнул запоздалый выстрел, пуля ушла в никуда.
Последовал сокрушительный удар. «Ниссан» тряхнуло, но он удержался на асфальте, тогда как «Чероки», скрипя всеми своими деталями, запрыгал вниз по склону холма. Перевернулся через крышу, снова встал на колеса, закувыркался боком… Готов!
Грин резко затормозил и дал задний ход, остановившись на том месте, где «Чероки» слетел с трассы. Вылез из машины, хлопнув дверцей, вытащил из-под ремня пистолет и глянул вниз. Холмистый склон спускался куда-то к морю и терялся в кромешной темноте, где шумел прибой. У берега смутно угадывалась пенная неровная полоса волн. А дальше – мрак. И мертвая тишина.
Ощупывая подошвами почву, укрытую густой травой, Грин стал медленно спускаться вниз. Иногда он
