Она сняла плащ с лица Камар-аз-Замана, взглянула на него и некоторое время стояла, ошеломленная его красотою и прелестью. Казалось, сияние его лица ярче огня свечи, и сомкнутые глаза его были как у газели, щеки его зарделись, и веки расслабли, а брови изогнулись как лук, и повеяло от него благовонным мускусом. Один поэт сказал о нем:
И когда ифритка Маймуна, дочь Димирьята, увидела его, она прославила Всевышнего и воскликнула: «Благословен Аллах, лучший из творцов!» (А эта ифритка была из правоверных джиннов.) Она продолжала некоторое время смотреть в лицо Камар-аз-Замана восклицая: «Нет бога, кроме Аллаха!» И, завидуя юноше, завидуя его красоте и прелести, она сказала про себя: «Клянусь Аллахом, я не буду ему вредить и никому не дам его обидеть! Я спасу его от всякого зла! Поистине это красивое лицо достойно лишь того, чтобы на него смотрели и прославляли за него Аллаха. Но как могло случиться, что родные оставили его в этом разрушенном месте? Если бы к нему сейчас явился кто-нибудь из наших маридов, он наверняка погубил бы его».
Затем ифритка склонилась над Камар-аз-Заманом и поцеловала его между глаз, после этого она опустила плащ ему на лицо, распахнула крылья и полетела в сторону неба. Она выбралась из-под сводов той комнаты и продолжала лететь по воздуху, поднимаясь ввысь, пока не приблизилась к нижнему небу[9]. Вдруг Маймуна услышала хлопанье крыльев в воздухе и направилась на этот шум. Когда она приблизилась, то увидела ифрита по имени Дахнаш. Тогда Маймуна ринулась на него, как ястреб.
Почуяв ее и узнав в ней Маймуну, дочь царя джиннов, Дахнаш испугался и задрожал. Он попросил пощады у ифритки, сказав ей такие слова: «Заклинаю тебя величайшим, благороднейшим именем и вышним талисманом, что вырезан на перстне Сулеймана[10], будь милосердной и не вреди мне!»
Маймуна услышала от Дахнаша эти слова, и сердце ее сжалилось над ним, и она сказала: «Ты заклинаешь меня, о проклятый, великою клятвой, но я не отпущу тебя, пока ты не расскажешь, откуда ты сейчас прилетел». — «О госпожа, — ответил ифрит, — знай, что прилетел я из крайних городов Китая и с внутренних островов. Я расскажу тебе о диковине, которую видел этой ночью, и ты, если сочтешь слова мои правдой, позволишь лететь мне своей дорогой, прежде написав для меня свидетельство о том, что я твой вольноотпущенник, дабы не причинил мне зла никто из племени джиннов — вышних или нижних, летающих или ныряющих».
Тогда спросила его Маймуна: «Что же ты видел этой ночью, о проклятый? Рассказывай и не смей лгать, желая спастись от меня своим обманом. Клянусь надписью, вырезанной в гнезде перстня Сулеймана ибн Дауда, — мир с ними обоими! — если твои слова не будут правдивы, я вырву тебе перья собственной рукой, сдеру с тебя кожу и переломаю кости!» И ифрит Дахнаш, сын Шамхураша крылатого, ответил ей: «Я согласен, о госпожа, на это условие. Знай, о госпожа, что этой ночью я улетел с внутренних островов земель китайских. Это владения царя аль-Гайюра, владыки островов, и земель, и семи дворцов. У этого царя я видел дочку, краше которой не сотворил Аллах в наши времена. Я не могу тебе описать ее, так как мой язык не способен передать всю силу ее красоты. Все же я попытаюсь обрисовать ее, но лишь в общих чертах. Волосы ее — как ночь разлуки и расставанья, а лицо ее — точно дни единенья. И прекрасно описал ее тот, кто сказал:
А нос ее — как острие полированного меча, а щеки — точно алое вино, и похожи они на анемон. Губы ее — точно кораллы или сердолик, а слюна — желаннее вина, и вкус ее погасит мучительный огонь. Языком ее движет великий разум, и всегда готов у нее мудрый ответ. Грудь ее — искушение для всякого смотрящего на нее. Слава же тому, кто сотворил ее и соразмерил! И обе руки ее круглы и гладки. Как сказал поэт, охваченный любовью к ней:
Груди ее — точно две шкатулки из слоновой кости, у которых луна и солнце заимствуют свое сиянье. А живот ее — словно складки египетских материй, расшитых парчой, и подобны ее складки бумажным свиткам. Так тонок стан ее, поражающий воображение, и покоится он на бедрах, подобных песчаным барханам; и сажают они ее, когда хочет она встать, и пробуждают ее, когда хочет она спать. Как сказал поэт (и хорошо сказал):
И этот дивный таз обременяют две ляжки, округленные и гладкие, а икры ее — точно жемчужные столбы. Ноги ее, тонкие и заостренные, как острия копий, — творение заботливого Всевышнего. И подивился я их малым размерам. Как могут они носить то, что над ними? О госпожа, был я краток в описании и, боясь затянуть его, заканчиваю свой рассказ».
Услышав описание сей прекрасной девы, Маймуна изумилась, а Дахнаш сказал: «Поистине отец этой девушки — могучий царь, воинствующий витязь, погружающийся в шум битв и днем и ночью. И не страшится он смерти, и не боится кончины, ибо он жестокий, несправедливый и мрачный поработитель. Он обладает войсками и отрядами, областями, островами, городами и домами, и зовут его царь аль-Гайюр, владыка островов, морей и семи дворцов. И любит он свою дочь, ту девушку, которую я описал тебе, бесконечно. Из-за своей любви к ней он свез к себе богатства всех царей и построил ей семь дворцов. Каждый дворец особого рода: первый — из хрусталя, второй — из мрамора, третий — из китайского железа, четвертый — из руд и драгоценных камней, пятый — из глины, разноцветных агатов и алмазов, шестой — из серебра и седьмой — из золота. И наполнил он эти семь дворцов разнообразными роскошными коврами из шелка, золотыми и серебряными сосудами и всякой утварью, которая нужна царям. И он приказал дочери
