5 часов. Все письменные разрешения в руках: броневая батарея, аэропланы, автомобили. Поезда: сегодня в 18, 27-го числа в 11 час. и в 16 час. Каждый по 30 крытых и 15 платформ. Поездка с Василеско в Соколы для получения разрешения на горные снаряды. Оказалось напрасно, уже все соглашено; однако застряли — не хватило бензина. Попытка поехать на Пакаре[17] броневиков.
Лейтенант Василеско много и энергично работает.
Хлопоты с автомобилями — все стремятся недодать, офицеров не известили, что никто потом догонять не будет, штаб и роты остаются — когда все это разъяснилось, — большинство роты уходит. Завтра получка денег и завтра же и посл-завтра — поход. Погода сухая и жаркая.
Немцы не идут пока на Бендеры, у Лейпцигской оказался взорван или поврежден путь, сильно полагаем, что это румыны для облегчения ухода французов.
В начале 15-го часа еду в Соколы — еще ни 4-ый, ни 5-ый эшелоны не ушли и даже не кончили погрузки: румыны ли поздно, мы ли медленно грузились — черт знает, а время идет — несомненно причина неправильное соотношение платформ и вагонов. Румыны выдали не то, что мы просили; это задержало погрузку. В 16 часов 6-ой эшелон еще не начинал грузиться. Арест самозванца в горной батарее. Распоряжение продать лишние автомобили в броневом взводе. Бензину мало — предназначалось 400 пудов, а Преображенский все старается недодать. Гаражные комбинации, торговля автомобилями (тайная). Вообще последние дни (2–3) сплошная борьба с нашей авто-частью за бензин и машины, затягивание выдачи денег, задерживающее офицеров, хотя может быть и не нарочно.
Вообще страшно изнервничался за последние две недели: борьба с начальством, румынами, а под конец и авто-частью.
На душе тяжело — если правда потеря Ростова и Новочеркасска, то трудность соединения почта неодолима; вообще задача рисуется теперь все более и более тяжелой. Как ни мрачно — борьба до конца, лишь бы удрать от немцев за линию Слободка-Раздельная и дальше сохранить в целости полную организацию отряда, а там видно будет — может и улыбнется счастье. Смелей вперед!
Успеем — ли, сумеем — ли проскочить?
Около 19 часов получил телеграммы от 26 числа. 2-ой эшелон прибыл, Войналовича[18] нет, не знают — что им делать. Сильно встревожен. Недавно пропал автомобиль с 3- мя офицерами неизвестно где, а тут у Войналовича все инструкции, сам по себе он очень нужен и трудно заменим, да с ним интендант с 50.000 рублей.
После 20 часов разъяснилось, приехал офицер из Кишинева за деньгами для 2-й бригады — он уже видел там Войналовича, очевидно выехав на ночь, где нибудь застрял.
Завтра в 14 решил уходить с авто-колонной, — задерживает получка офицером денег для 2-ой бригады — надо взять его с собой.
До 3-х часов ночи писал письма.
Около 12 приехал в Соколы. Одну броневую сдали румынам, продали три броневых машины, но дешево за бензин и деньги. Зато имеем не менее 200 пудов запаса только в батарее. Эшелоны 4 и 5 ушли, грузится 6-ой. По-видимому не все поместится в эшелон — дал указание все худшее и менее нужное продать. Вернулся в 12½ в Управление — сведение, что немцы заняли Раздельную и станции дороги; Украинцы пристально следят — сказал Федоров. Просил распустить завтра слух, что, сосредоточившись на сев. — вост. от Кишинева, пойду на Рыбницу, Балту, Ольвиполь на соединение с поляками. Авось надую немцев, хотя сомнительно; положение в общем тяжелое — слишком поздно уходить. Офицер 2-ой бригады не может сегодня ехать, и чтобы не задерживать уход, взял 75 т. руб. за 120.000 лей для уходящих с собой. — Выехали из общежития в 2½ часа. Мигай остался, чтобы взять Лаурин-Клемент[19]. — будет нагонять. Я с Неводовским[20] , Храповым и пом. шофера пошли вперед на Пирсе[21]. До границы раза три останавливали с пропусками. В Унгенах нагнали броневиков на переправе; возня с комендантом, детально проверяющим машины. Ступин, наскочив на Пакар на переднюю машину, разбил фонари, помял крыло; с машиной что-то не в порядке — ее буксировали; остался сзади еще и грузовой Пакар. Погода хмурится, начинает накрапывать. Дорога дрянь, ухабы.
От Унген на Пирсе ушли значительно вперед. Хоть-ли сегодня попасть в Кишинев (остальные решили ночевать в дороге), но остановки с пропусками, две лопнувших шины и плохая дорога — задержали — уже темнело, часов в 8–8½ приехали в Калараш; фонари не горят, ночевать в Кишинев негде. Решили искать приюта у священника (благочинный), там ликвидационная комиссия 27-го тяж. дивиз.; напоили чаем, покормили, устроили на ночлег на походных кроватях. Разговоры на темы пережитого, хозяйничанье большевиков, приход румын.
Дождик, дорога немного грязнится.
Насморк и бессонница продолжают изводить. Хозяева артиллеристы напоили чаем. Выехали около 11. На подъеме в Калараш долго возились по скользкой мокрой дороге, буксовали колеса, долго надевали цепи, в остальном добрались до Кишинева без приключений около 2 часов дня. Прямо в штаб 2-ой бригады. Сдал деньги, по-видимому присоединится мало — несколько десятков — результат работы руководителей и прямо отговаривающих и затрудняющих и всячески работающих против (особенно, говорят, Асташев и Ракитин[22]); вообще состав оставляет желать лучшего — распущены, разболтаны. В 6-ом часу узнал о прибытии горного и кав. эшелона — было столкновение на одной станции, кажется Калараш, с румынами, выславшими роты, выставившие пулеметы; у нас ответили тем-же выставлением пулеметов с лентами; одному румынскому офицеру дали затрещину, разошлись миром, румыны ушли и больше не занимались провокацией.
Утром в 11½ в помещении 4-го полка собрались офицеры — говорил о том, что обязаны прийти все, но что не гонюсь за числом, нужны только мужественные, твердые, энергичные, нытикам не место; кто идет — пусть поторопится присоединиться сегодня и завтра утром[23] .
К утру собрались на вокзале все эшелоны окончательно. Вчера вечером пришли автомобили, сегодня днем броневой взвод. Заглянул к автокоманде представитель Сфатул-Церия, хотел реквизировать — указали, что первая добровольческая бригада и выставили. Шакалы!
Войналович уехал днем на Пирсе (Кейс неисправен) боюсь, чтобы без него не вышло скандала. Кажется, под давлением румын должны были первые роты (1-ая и 2-ая) перейти в Дубоссары при неизвестной обстановке и могли быть отрезаны немцами, а мост закрыт румынами. Сказал во чтобы-то ни стало сидеть на переправе верхом, обеспечив обратный уход передовой части через мост.
На вокзале склад имущества; не на чем вывозить; продовольствие, обмундирование, оружие, боевые припасы; распоряжений ясных не оставлено, вообще с грузами хаос; приказал, что возможно, поднять, отобрав необходимейшее, прочее уничтожить или продать, поручить это старшему из оставшихся при обозах офицеров, капит. Соболевскому. Некогда тут заниматься устройством складов и их перевозкой в несколько оборотов.
Агитация против похода изводит, со всех сторон каркают представители генеральских и штаб- офицерских чинов; вносят раскол в офицерскую массу. Голос малодушия страшен, как яд. На душе мрачно, колебания и сомнения грызут, и на мне отразилось это вечное нытье, но не ожидание встречи с ней. А все же тяжелые обстоятельства не застанут врасплох. Чем больше сомнений, тем смелее вперед по дороге долга…
Только неодолимая сила должна останавливать, не не ожидание встречи с сей. А все же тяжело. К 5 -ти часам все части, кроме обоза, ушли вперед. Завтра повожусь с уходом местных офицеров, увозом грузов, а там утром 4-го и сам вперед.
Вечером разговор у Кейданова с офиц. 2-ой бригады и Трахтенбергом, что много, почти все пошли бы, если бы приказали, но когда начальство объявило, что подписки уничтожаются, свободны не идти с нами, а одиночно — пошло очень мало… Все наделал главным образом наш штаб и штаб 2-ой бригады;
