то думал, в тебе больше здравого смысла.
Я назвала Джима подлецом, но его слова не шли из головы. Думала, он начнет меня презирать, если останусь работать прислугой.
— Вот уйду с этого места, и придется тогда подыскивать мне работу, — заявила я Джиму.
Он странно так посмотрел, но ничего особенного не сказал, а во время следующего свидания осыпал пылкими ласками, и я была готова пойти на что угодно, потому что не хотела его потерять.
— Ведь я хорошо с тобой обращаюсь, верно? — спросил он. — Как, думаешь, добываются деньги на твои удовольствия?
— Не знаю. Ведь у тебя есть работа, правда?
— Да, Мэйзи, я работаю, только не так, как тебе представляется.
— Тогда расскажи, — попросила я.
Он хитро так рассмеялся и подмигнул:
— Смотри сюда. — Джим вынул из кармана колье и помахал у меня перед носом.
— Где ты его нашел?
— Забрал у одной старухи, — признался он.
И тогда до меня дошло, что Джим — вор. Я испугалась, заплакала. Сказала, что не хочу больше иметь с ним дела. Что я честная девушка.
— Ладно! — рассмеялся мне в лицо Джим и исчез на целых три недели.
Его уход послужил хорошим уроком. Я поняла, что не могу без Джима жить, и написала письмо. Пусть он, если пожелает, украдет драгоценности из королевской казны, лишь бы вернулся ко мне. Надеялась, он когда-нибудь изменится в лучшую сторону, а я скоплю достаточно денег, чтобы его содержать, и куплю маленький домик в деревне. Я предупредила леди из Кенсингтона о своем уходе, так как нашла в газете объявление о месте младшей горничной в доме на Парк-лейн.
Показала его Джиму.
— Вот подходящая для меня работа.
Он снова только рассмеялся в ответ.
— Нет, ты так не сделаешь, а пойдешь со мной и разбогатеешь.
Я положила объявление в сумочку и пообещала:
— Сегодня же схожу.
— Посмотрим, — усмехнулся Джим.
Он сказал, что проводит меня. Мы пошли на станцию метро и взяли билет до Даун-стрит. Я сильно нервничала и переживала. Все думала, правильно ли поступаю, что иду по объявлению.
— Послушай, — обратился ко мне Джим, когда мы сели в поезд. — Давай заключим сделку. Либо ты идешь на Парк-лейн, либо остаешься со мной и станем работать вместе. Сочетать два этих дела не получится, так что решай, да побыстрее.
Я зажмурилась и подумала: ах, если бы мне подали знак, как поступить… А потом открыла глаза, глянула на платформу, от которой нас уносил поезд, и увидела слова, ярко высвеченные на стенде: «Выход с Даун-стрит».
— Ладно. Останусь с тобой, — объявила я свое решение Джиму.
Да, можешь назвать это предрассудком, но в моей жизни такие предрассудки сыграли решающую роль. Вот и там, в метро, тоже. Забавно, правда? Так и не вырвалась наверх, осталась навечно внизу, под землей. Мы прожили с Джимом полгода. Он научил меня воровать дамские сумочки так, что хозяйки ничего не замечали. Это не составило большого труда, и вскоре я стала настоящим мастером своего дела.
Мы работали в метро, и я досконально изучила каждую станцию и лифт, всю систему переходов. Иногда воровство представлялось увлекательным занятием, чувство опасности будоражило кровь и хотелось смеяться. Только чаще жизнь превращалась в настоящий ад. Порой так трясло от страха, что я боялась упасть в обморок.
— Возьми себя в руки! — шипел Джим. — Хочешь провалить все дело?
Иногда он заставлял меня работать в одиночку. Вот уж был ужас! Казалось, все смотрят на меня и знают, зачем я сюда пришла. Совсем одна, и никого рядом, чтобы прикрыть, если что не заладится.
— Тебе не хватает отваги и дерзости, — говаривал Джим. — Ну и как нам разбогатеть, если ты ведешь себя как последняя трусиха? На дамских сумочках богатства не наживешь, разве что повезет на хороший улов. Надо учиться и действовать ловчее. Многие женщины сейчас носят браслеты, так почему не попытать счастья?
Джим все время меня ругал.
— Неужели не можешь спереть браслетик? — возмущался он. В последнее время Джим совсем обленился и взвалил на меня всю работу.
Однажды вечером, когда я за целый день украла всего одну сумочку, он просто рассвирепел.
— Сейчас пойдем на дело вместе и добудем браслет.
— Ничего не получится, — расплакалась я. — Пальцы такие неловкие и совсем не слушаются.
— Сделаешь, как говорю, а иначе все кончено, я тебя брошу! — пригрозил Джим.
Сразу после одиннадцати мы вышли на линию в Центральном Лондоне, рассчитывая поживиться в толпе, возвращающейся из театров. На Оксфорд-серкус Джим заметил пожилую даму в меховом манто, когда та подошла к кассе и взяла билет до Ланкастер-Гейт. Он толкнул меня локтем в бок, указывая взглядом на руки дамы. На одном из мизинцев сиял массивный перстень с крупным камнем. Похоже, очень дорогой. Мы тоже взяли билеты до Ланкастер-Гейт. Я дрожала от страха, а пальцы стали липкими и скользкими от пота.
— Нет, не могу, — шепнула я. — Ничего не выйдет.
Джим изо всей силы сжал мне руку, и я едва удержалась, чтобы не закричать от боли. Мы не стали садиться рядом с дамой, а заняли места в другом конце поезда.
На станции Ланкастер-Гейт вышли и увидели на платформе нашу жертву. Народа поблизости почти не было, и я поняла, что дело предстоит трудное и украсть перстень, воспользовавшись толчеей, не удастся.
Дама была одета в вечернее платье со шлейфом и никак не могла с ним справиться. И я подумала, что если она вдруг споткнется… Как бы ненароком задела пожилую леди, и та уронила на пол сумочку. Вместе с ней наклонилась, якобы помочь. Сумочка открылась, и на пол вывалились пудреница, кошелек и всякая всячина. Я громко разговаривала, суетилась, делала вид, что подбираю вещи с пола, потом прижала ее к стене — и таки заполучила перстень. Оставив старуху в покое, бросилась к лифту. Джим стоял у меня за спиной. Вот сейчас случится что-то ужасное! — мелькнула в голове мысль. Да-да, вот-вот произойдет. Дурное предчувствие не покидало, и уже виделось, как меня сажают в тюрьму и пути к спасению нет. Вдруг старуха хватится кольца в лифте — тогда мне конец. Не лучше ли вернуться и выйти к другой платформе? Если рискну подняться в том же лифте, сомнений нет — все пропало. И будто в подтверждение моих страхов, как доказательство обоснованности суеверий в глаза бросилась табличка с надписью «Не прислоняться к дверям».
Я повернулась к Джиму и сказала, что возвращаюсь. Он пришел в ярость, потянул за руку.
— А ну заходи, да поскорее! Ах ты, дуреха! — приказал он, но сам тоже перепугался. Я по глазам видела. Джим затолкнул меня в лифт, и тут показалась пожилая дама. Она бежала по переходу и махала рукой:
— Меня ограбили! Задержите эту девушку!
Все взоры устремились в мою сторону. Я попыталась пробраться на другую сторону лифта, но там стояла перегородка. Потом вокруг стала собираться толпа, меня принялись допрашивать.
Надеюсь, ты не ждешь рассказов о тюрьме, а? Все подробности можешь выудить у кого-нибудь еще. Среди бывших заключенных полно желающих попасть в газеты. Мне нечего сказать… Ах да! Обращались со мной хорошо. Ты ведь этого ждешь, верно?
И старая леди навещала раз в неделю и все интересовалась, не легкого ли я поведения и не обрету ли счастья, уверовав в Иисуса. Я ответила: «Нет». И наплевать, что Джим оказался негодяем и поступил со мной подло. Все равно я снова пошла бы с ним, и ни с кем другим. И это сущая правда. Может, он меня подставил, но все равно я его девушка. Хотелось лишь одного: поскорее выбраться из тюрьмы и снова встретиться с Джимом. Он говорил, что тоже скучает. Однажды пришел меня навестить. Знаешь, стоишь
