До берега было мили полторы. Нещадно изрезанного – скалистого, заваленного камнями. В пустотах зеленели леса. А дальше поднимались горы – застывшие снежно-зеленые громады без резких перегибов. Небо над материком уже не было таким мрачным, как над морем. И ветер, кажется, поутих – не ревел, как зверь, просто дул. «Здравствуй, зимушка-зима», – настороженно подумал Туманов.
– Это дело надо отметить, – с заговорщицким видом сказала Оксана и извлекла из бездонного кармана фуфайки сосуд с этикеткой, тревожно напоминающий классическую «пол-литра». Сосуд на две трети был заполнен бесцветной жидкостью.
– Ну-ка дай, – насторожился Газарян и отобрал у девушки бутылку. Прищурившись, прочел надпись на этикетке: – «Охотничья», Мурманский завод крепких алкогольных напитков.
– Внизу нашла, в шкафчике, – объяснила Оксана.
– А трупов там не было? – проворчал Туманов. – Тех людей, что пили эту гадость?
– «И соломой пропахший мужик захлебнулся лихой самогонкой», – процитировал Есенина Газарян. – Хлопнешь такую – и досвидос.
– Трупов не было, – рассмеялась Оксана, – но если рассуждать логически, это вовсе не яд. Водку заперли в шкафчике, я его сломала. Из бутылки уже пили – значит, пить можно. Честно говоря, я уже отпила. Прошло пятнадцать минут – пока живая. А была бы я живая, кабы не выпила? – Оксана задумчиво посмотрела вдаль.
– А я-то думаю, чем тут попахивает, – Газарян запрокинул голову и приложился к содержимому. Позеленел, начал дышать, как паровоз. – Она, с-сука... Закусить найдется, господа?
– Рукавом занюхай, – посоветовал Туманов, отбирая бутылку. – Твой рукав – лучше любого огурца.
Водка была мерзкая, невкусная, пахла тиной, химией, но сомневаться в ее «честности» не приходилось. Дешевую водку на отечественных заводах гнали только такую – из китайского сырья. Пилась она с трудом, похмелье было убийственное, но в принципе данная продукция паленой не считалась. А откуда она здесь и кто до них обслуживал данную посудину, думать как-то не хотелось. Напряжение, сковавшее тело, отпустило, Павел расслабился. Посмотрел назад – погони в бурлящем кильватере не было. Допили водку, проклиная отечественного производителя, пустую бутылку отправили за борт – в «стирку».
– Давай право руля, – откашлявшись, приказал Туманов, – здесь высаживаться не будем. Пойдем на запад, вдоль берега. Мили две, три...
– Опасно тут маячить, Павел Игоревич, – скептически заметил Газарян.
– Вариантов нет, делай, как сказано. Погоню наладить не смогли, но связь с берегом у них, полагаю, имеется. Не возражай, Рудик, у солидной конторы, «арендующей» остров на чужой территории, обязательно должны быть завязки на суше. О количестве агентов и их мобильности мы не информированы. Боюсь, они способны подпортить нам радость воссоединения с землей.
Катерок шел вдоль берега. Люди всматривались в туманную даль. За кормой остались несколько фьордов, проплыла гора, покрытая рваными шапками заснеженного леса. Такое ощущение, что они оказались на необитаемой планете. Никакого намека на цивилизацию – ни деревень, ни рыбацких поселков.
– Местечко тут, надо признаться, малопосещаемое, – подметил Рудик.
– Кто-нибудь понимает, где мы находимся? – спросил Туманов.
– Да хрен его знает, – простодушно отозвался Газарян. – Одно я знаю точно: до России тут вроде бы недалеко. Но, кстати, Павел Игоревич, чем дальше мы идем на запад, тем дальше Россия.
– Нет, я еще не поражаюсь вашей недалекости, – сказала Оксана, – но скоро буду. Это Королевство Норвегия, мужчины. У них имеется настоящий король – Харальд V. Правит бог знает сколько времени; я думаю, лет пятнадцать. Молятся в этой стране Иисусу. Преобладает лютеранство. Денежная единица – норвежская крона.
– А здесь не еврозона? – удивился Газарян.
– Ты о чем? – не поняла Оксана.
– Ну, в смысле, зона евро.
– Нет. Страна развитая, но глуховатая. Местность называется Финнмарк. Губерния такая – по- здешнему, фюльке. Двадцатая провинция. Страна рыбаков и шахтеров.
– На каком языке тут хоть говорят?
– А тебе не все ли равно? В Норвегии, вообще-то, два языка: букмол и нюношк. Есть еще саамский, но саамы – нацменьшинство, вы его тут практически не услышите. В Финнмарке проживают большей частью квены – это типа норвежских финнов. Но и норвежцев, думаю, хватает. И саамов.
– Точно не пропадем, – обрадовался Газарян, – с нами ходячая энциклопедия.
– Обращайтесь, – вздохнула Штурм. – А с населением разговаривайте сами. Я даже английского толком не знаю.
– Я тоже, – признался Рудик, – полиглото... логия – точно не мое.
– Армянский-то знаешь? – покосился на него Туманов.
– Откуда? – фыркнул Газарян. – Какой из меня армянин? Армянином был мой дед, а жена его – еврейкой. У отца осталась фамилия, женился на хохлушке из Полтавы, вот и гадайте, кто я есть по национальности.
– А чего такой черный?
– Не повезло, – развел руками Рудик. – Я в родной Армении ни разу в жизни не был. На карте-то не сразу нахожу.
Пейзажи за бортом практически не менялись. Местность оставалась безлюдной. Через полчаса, решив, что хватит красоваться на виду у всего побережья, Туманов приказал Газаряну сместиться к берегу и войти в ближайший фьорд. Приготовить оружие на всякий случай, продумать укрытие на катере. Устье залива было полноводным, напоминало устье среднего размера речушки. Отлогие берега пропали, теснились скалы ледникового происхождения – причудливых форм и конфигураций. Над обрывами высились сосны – гигантские часовые, охраняющие фьорд.
Ощущение нереальности происходящего усилилось, когда катер вошел в залив. Вода во фьорде была невероятно чистой, можно было разглядеть морские звезды на дне. Скалистые берега были не просто изрезаны – казалось, над ними потрудился эпатажный скульптор с больной фантазией. Суденышко покачивалось на спокойной воде, медленно плыло по живописному местечку. Океан пропал за кривыми излучинами, берега становились выше, массивнее, взлетали обрывы со столпившимися соснами. Матово поблескивали вкрапления пород в срезах скал и глинистых прослойках. Газарян заглушил двигатель – теперь судно плыло по инерции, постепенно сбавляя ход. Тишина в долине фьорда царила неестественная, какая-то пугающая. С вершины утеса бесшумно слетела большая птица и стала парить над катером. Туманов приоткрыл дверь – втянул в себя непривычно чистый воздух. Такая чистота, просто... дышать невозможно.
– Словно в мир параллельный попали, да? – как-то зачарованно проговорил Рудик. – Не по-людски здесь как-то. Словно в эту штуку попали... как ее... пространственно-временной... – он споткнулся, забыв слово.
– Консилиум, – машинально подсказала Оксана, всматриваясь в глубинную лазурь фьорда. – Жутковатое местечко, да. Здесь обитают злые тролли – горные духи. А глубина фьорда – это так, для справки – может превышать километр. А вода во фьорде изумрудно-зеленая потому, что меняет свою молекулярную структуру под давлением толщи льдов.
– Включи двигатель, – пробормотал Туманов. – Уйдем подальше, там высадимся. Здесь опасно.
Снова тарахтел мотор, пенилась борозда в кильватере. Птица, тревожно махая крыльями, подалась наверх, оседлала остроконечную макушку скалы и, склонив голову, проводила взглядом диковинную железную «рыбу».
– Если нас обложат, на помощь можно не рассчитывать, – прошептала Оксана, – Здесь нормальные люди, наверное, и не бывают.
– Чудны его дела, – усмехнулся Газарян. – Сбежали из одного очаровательного местечка, оказались в другом. Интересно, эта бухта когда-нибудь кончится? Или она через всю Норвегию проходит?
– Иногда они кончаются, – отозвался Туманов. – Ну, давай, Рудик, выжми из этого чуда еще силенок.
