национальности, в Москве назовут «черножопым», и, что самое печальное, Валера прекрасно об этом знал.
Виктор, коротко стриженный боксер и «качок», начал спорить с Тимуром.
– Чечня окончательно оборзела! Когда две недели назад в Приэльбрусье орлы из личной охраны Дудаева приезжали, помнишь? Им замечание сделали, так они начальника райотдела в заложники взяли и спокойно уехали! И выбросили его из машины на границе! И никто им за это ничего не сделает! Как ты их в Чечне достанешь? А в Нальчике на Республиканской, помнишь? Чеченца с гранатой? Тогда парню из местного УБОПа две руки оторвало, когда он пытался его блокировать. Забыл? Хватит им волю давать, вечно от них все проблемы!
Тимур начал горячиться.
– Я все помню! И в Приэльбрусье с тобой выезжал! Только это бандиты, их надо валить сразу. В Чечне милиция тоже пытается что-то делать...
– Какая там милиция! Все они одинаковы, сейчас у всех там оружие; нам еще дадут жару, вот увидишь. А почему они нападают на солдат и воинские части? У нас, вон, пограничники спокойно стоят возле нашего гаража, и никому они не нужны, никто в них по ночам не стреляет!
– Э, ты про весь народ так не говори! – Тимур уже повысил голос и почти что кричал. – Не фиг всех людей под одного говнюка равнять! Там и порядочные ребята есть!
– Как только русские ушли из Чечни, там сразу начался бардак, признай, Тима!
Весь подтекст этого спора заключался в том, что Виктор, хоть и не впрямую, пытался доказать Тиме, что без России Кавказ не выживет. То есть он хотел показать превосходство русских. Смотрите, мол, «чурки», вы без нас здесь все передеретесь, прольете кровь и потом приползете обратно на коленях. В нем говорила обида «старшего брата», от опеки которого в девяностые годы поспешно освобождались национальные окраины бывшего Советского Союза. Во всех северокавказских республиках давно уже вели свою активную деятельность различные национальные движения, с каждым днем набиравшие обороты, и ничего хорошего от этой деятельности не ожидалось. Русские торопились покинуть Кавказ, миграция приняла невероятные масштабы, и обида на коренное население (мол, при советской власти помалкивали в тряпочку, все были довольны, всего вам хватало, а сейчас подняли голову, Сталина на вас нет) вырывалась порой наружу. Именно эта «русская» обида и присутствовала сейчас в подтексте спора между двумя офицерами.
Тимуру же стало неприятно, что русский считает всех нерусских людьми второго сорта, хотя впрямую об этом, разумеется, Виктор не говорил. Так же подразумевалось, что все сказанное о кавказцах не относится к «братанам», то есть к своим друзьям-офицерам. Имелись в виду совершенно другие кавказцы, которые были незнакомы Виктору и жили на другой планете.
Все собравшиеся прекрасно понимали, о чем кричали дагестанец и русский.
– Слышь, Тима, да мы их стоя ссать научили, а сейчас они выделываются, думают, сами проживут!
Этого ему говорить не следовало. Дагестанец, республика которого граничит с Чечней, принял эти слова и на свой счет.
– Кого лично ты ссать стоя научил? Меня, что ли?
И с побелевшим лицом, ничего не видя вокруг, двинулся на Виктора. Тот оторвался от тренажера, возле которого стоял, поднял руки к подбородку и пошел на Тимура.
Валера сзади обхватил Виктора вокруг туловища и крикнул:
– Что стоите? Держите Тиму!
Кабардинец Аслан, плотный, невысокий крепыш, шагнул навстречу дагестанцу и произнес:
– Все, все, Тима, успокойся!
Он поднял и развел руки, преграждая тому дорогу. Замир, родной брат Аслана, сразу же оказался рядом:
– Тима, ты чего?.. Ну все, все, прекращайте ерунду болтать, нам завтра еще воевать вместе придется.
Двух угрюмых офицеров развели по углам. Все сразу начали делать вид, что ничего не произошло, и пытались продолжать заниматься дальше. Но неприятный осадок от разговора остался у всех, и спортзал быстро опустел. Тогда еще было неизвестно, какие отношения в будущем сложатся у России с Чечней в частности, и с Кавказом вообще. Начинался массовый отъезд русскоязычного населения подальше от начинающейся войны и возможной дискриминации по национальному признаку, что было совершенно неожиданно для русских, всегда привыкших снисходительно похлопывать по плечу своих кавказских «младших братьев».
...И вот теперь они едут воевать с «чеченскими сепаратистами». Алексей знал из откровенных разговоров, что ребята-мусульмане неохотно собирались в эту поездку. Не из-за страха. Они ехали воевать с такими же мусульманами, как и они; им это было неприятно. Позже, конечно, все встало на свои места. Для чеченских бандитов не было абсолютно никакой разницы между мусульманами и православными, они одинаково пытали и убивали всех.
В Моздоке их разместили в пассажирских вагонах, стоящих на запасных путях. Командир вернулся из штаба через час и подтвердил информацию: завтра сводный отряд СОБРа выступает на Грозный.
У Алексея немного полегчало на душе. Если сводный отряд, то и людей прибавят, значит, и воевать легче будет. Вечером к нему заглянул Вадим, тоже снайпер, но из другого отделения. Вообще, в снайперы старались подбирать офицеров возрастом постарше. Почему-то считалось, что они будут спокойнее убивать людей, чем более молодые ребята. Хотя сам Алексей в глубине души считал, что снайперов надо подбирать по психологическим характеристикам, а не по возрасту. Но тогда специалистов-психологов в милиции не было, это значительно позже на молодого стажера составлялся объемный психологический портрет и давались рекомендации по его наилучшему использованию по той или иной специализации
– Эй, Леша, спишь? – негромко окликнул его Вадик, открыв двери купе.
– Нет, конечно, – ответил Алексей. – Я псих, что ли?..
Нервное напряжение давало о себе знать. Все в отряде участвовали в спецоперациях, не раз брали вооруженных преступников. Но там требовалась мгновенная концентрация силы и воли, ведь СОБР проводит свои силовые операции за считаные секунды. Все возможные варианты при задержании отрабатываются и прогоняются много раз на тренировках, люди хорошо обучены и уверены в себе. Другое дело – открытый бой в полевых или городских условиях. Здесь требовалась совсем другая подготовка. Сам Чижов служил во внутренних войсках и не смог бы сейчас потягаться на равных с толковым пехотным сержантом. Это его и беспокоило.
– Заходи, Вадим, – приподнялся на локте Алексей. Он лежал на верхней полке, глядел в потолок и пытался уснуть.
– Я тут... это... ну, короче... – Тот замялся в дверях купе и зачем-то огляделся по сторонам. Он держал в руке черный пластиковый пакет. – Давай махнем по сто грамм, что ли. Все равно без этого не уснешь, а завтра надо выспаться, тем более нам...
И он вопросительно уставился на собрата по профессии. Вадим знал, что Чижов почти не пьет, и поэтому сейчас был немного не уверен в себе. Алексей на секунду прислушался к своим ощущениям. Да, действительно, долго еще не уснешь, несмотря на усталость и на то, что их подняли в четыре утра. Сна не было совершенно.
– Давай, – махнул он рукой и спрыгнул с полки.
Они выпили полбутылки водки, поели домашней снеди, прихваченной из дома хозяйственным Вадиком, и вышли покурить из вагона.
Рядом с ними разгружалась и прямо с колес готовилась к отправке дальше в Чечню какая-то воинская часть. Уже стемнело, но всюду горели мощные фонари, освещая всю территорию железнодорожного вокзала. Множество солдат суетилось вокруг них. Они, сложив оружие и оставив возле него часового прямо на рельсах, как муравьи, перетаскивали огромное количество самых различных ящиков в стоявшие рядом «Уралы». Крики офицеров и мат стояли в морозном воздухе.
– Майкопская бригада, – пояснил Вадик, докуривая сигарету. – На Грозный пойдут...
Неподалеку от них офицер с сорванным голосом построил небольшую шеренгу солдат. Алексей
