свободные места в авиалайнере имеются. Отдав, по российским меркам, смешные деньги – меньше ста баксов, он сломя голову помчался на летное поле к старенькому «Боингу» местных авиалиний и вбежал в салон самолета последним, еще на трапе испытав серьезное разочарование при виде потускневшей краски видавшего виды «летающего корыта» и множества иных дефектов, свидетельствовавших о том, что шансы долететь до места назначения не самые высокие. Но выбирать не приходилось – он должен был добраться до Макассара, невзирая ни на что.
Сев на место, указанное ему стюардессой, Лавров вслушался в шумные диалоги пассажиров, из которых не мог понять ни слова. Впрочем, он уже знал от Раскатова, что в Индонезии запросто общаться с совершенно незнакомым человеком – дело обычное. Его сосед по креслу – дед-индонезиец в костюме европейского образца вначале его о чем-то спросил, затем что-то, судя по всему, посоветовал и, наконец, начал что-то неспешно рассказывать, как можно было догадаться, о своем житье-бытье. Время от времени Андрей из вежливости рассеянно кивал, разглядывая прочих «товарищей по несчастью», вынужденных отправиться в это рискованное путешествие.
Большинство женщин, особенно молодых, были одеты в традиционные индонезийские саронги и селеданги – что-то вроде цветастых платков, заменяющих и юбку, и платье и даже использующихся как средство пеленания и переноски грудных детей. В подобном одеянии индонезийки смотрелись весьма ярко и колоритно. Дамы постарше предпочитали более приглушенные цвета. Были среди пассажиров и особы в классических мусульманских одеяниях.
Мужчины же одевались по-разному, на свой вкус. Кто-то предпочитал щеголять в родном, национальном саронге, кто-то одевался по-европейски, а кто-то сочетал в одежде и то и другое. Лавров был несколько ошарашен, увидев неподалеку двух босых мужчин, словно сошедших с иллюстрации книги о туземцах, которые о чем-то весело беседовали меж собой. На них были длинные набедренные повязки, на плечи накинуты простые куски ткани с дырой для головы, которую венчала высокая прическа густых курчавых волос, пронзенных деревянными палочками-шпильками. На шее обоих аборигенов болтались целые связки амулетов, запястья и голени украшали искусно сплетенные травяные браслеты, а в руках были… настоящие копья с острыми, блестящими железными наконечниками. Правда, над их головами на багажной полке лежали вполне современные сумки. Но в любом случае все это выглядело впечатляюще.
Вскоре загудели турбины, самолет разбежался, и Андрей вновь – в который уже раз за сутки! – поднялся к небу, на котором начали гаснуть последние отсветы короткой тропической вечерней зари и появились первые звезды. Дед что-то все рассказывал и рассказывал, подкрепляя свой рассказ жестикуляцией. А Лавров все кивал и кивал, пока совершенно неожиданно не провалился в мягкую бездну сна. Впрочем, это он осознал уже незадолго до посадки в Макассаре.
Открыв глаза, Андрей сообразил, что почти весь путь спал. К его удивлению, старик продолжал свой бесконечный рассказ, будто и не заметил, что его «собеседник» по меньшей мере последние часа полтора, а то и два, мирно похрапывал под гул турбин.
…Уже в третий раз спустившись по трапу самолета, на сей раз в плотные объятия теплой тропической ночи, Лавров оглянулся и заметил среди пассажиров все того же Гао Лина. Как оказалось, тот тоже прибыл на Сулавеси. Хорошо зная, что любая случайность – не до конца просчитанная закономерность, Андрей уже всерьез задумался о том, что, вполне вероятно, им придется еще раз встретиться, может, при куда более серьезных обстоятельствах.
Пройдя в здание аэропорта, Андрей в мгновение ока был окружен буйной толпой торговцев сувенирами, какими-то пряностями, сдобностями и еще бог весть чем. Вторым кольцом окружения заметались местные «бомбилы», которые, отчаянно галдя, всячески завлекали чужака своими предложениями.
Решительно миновав макассарских доброхотов, Лавров подошел к стеклянному параллелепипеду диспетчерской такси и заказал себе машину до города. Тут же появившийся таксист в некоем подобие корпоративной униформы приветливо улыбаясь, махнул ему рукой, и Андрей, сопровождаемый досадливо- завистливыми взглядами «бомбил», вышел на небольшую, относительно неплохо освещенную площадь, сплошь уставленную машинами. Однако его тут же вновь атаковал местный «малый бизнес», правда, особой разновидности. Внезапно вынырнув из темноты, легкокрылыми пташками к Лаврову устремились несколько ярко раскрашенных особ, шелестящих шелковыми саронгами и расточающих ароматы восточных благовоний.
Сверкая белозубыми улыбками и, что-то без конца щебеча, дамы здешнего «полусвета», не стесняя себя условностями, плотно окружили Андрея, как бы давая понять, что ни за что не пропустят его, пока он не выберет хотя бы одну из них. Однако их надеждам сбыться было не суждено. Лаконично объявив:
– Ноу, ноу! – неуступчивый иноземец решительно разомкнул окружение любвеобильных дам и зашагал к такси.
Впрочем, без заработка красотки в этот вечер не остались. Прибывший этим же рейсом аристократичного вида молодой китайский господин и встречавшие его двое индонезийцев, не скупясь, «ангажировали» себе сразу по две дамы каждый, благо цены на «живой товар» в этих краях были не слишком высоки…
Сидя в салоне автомобиля, он флегматично взирал на мелькавшие за окном ночные пейзажи города в тропиках, кое-где освещенного фонарями. Весело распевая, таксист лихо рулил по улочкам бедняцких макассарских окраин, направляясь к гораздо более респектабельному кварталу, где можно было снять комнату на достаточно божеских условиях – гораздо дешевле, нежели в гостинице. Герман особо отметил, что в районе Бедератси даже поздно вечером можно найти неплохую комнату за десять долларов в сутки. Поэтому, сев в такси, Андрей уверенно проговорил:
– Бедератси!
И вот он уже на улице, застроенной вполне прилично выглядящими «фазендами», каждая на несколько отдельных жилых секций. Найдя хозяина одного из домов, не без помощи русско-индонезийского разговорника – хозяин дал понять, что ни русского, ни английского он не понимает, Лавров объяснил, что хотел бы минимум на «гела» (т. е. неделю) снять «асте» (комнату). С многозначительным видом, почесав затылок, тот объявил, что стоить это удовольствие будет «беррогеи» (сорок) баксов за один «эгун» пребывания.
Иронично улыбнувшись, Андрей бросил:
– Амар! (десять!)
Оскорбленно скукожившись, хозяин что-то затараторил на родном языке, видимо, объясняя, сколь роскошные апартаменты предоставляет за, можно сказать, бросовую цену – всего каких-то сорок баксов. Повторив на ходу: «Амар!», Лавров направился к такси, давая понять, что больше не намерен иметь никаких дел с этим индонезийским жадиной.
Он помнил совет Раскатова: любую цену, названную частным торговцем, делить на четыре, и это будет – самое то. Как видно, неуступчивость русского впечатлила хозяина «отеля», и он, бросившись вслед за ним, на вполне сносном английском объявил:
– Сэр! Ай эгрии! Велл! Тен, тен долло!
Комната и впрямь оказалась вполне комфортабельной. Правда, кондиционера не было, но мебель и ванная выглядели достаточно цивильно. Получив деньги за неделю вперед и вручив Андрею ключи, хозяин, немного потоптавшись на пороге, осторожно поинтересовался, не нужна ли постояльцу «гёрл». Получив отрицательный ответ, он поспешил уведомить, что не является сутенером и вообще противник сводничества, а задал столь пикантный вопрос на всякий случай, дабы уберечь постояльца от каких-либо непредвиденных осложнений. По его словам, уже было несколько случаев, когда, «сняв» случайную особу для утех, его жильцы утром просыпались без вещей и рупий. Поэтому всем, кто, поселившись в его номерах, мог возжаждать женской ласки, он взял за обыкновение рекомендовать уже не единожды проверенных дам. И самому спокойнее, и жильцу меньше головной боли.
Лавров сдержанно поблагодарил за заботу и, особо подчеркнув, что никаких дам здесь не будет и близко, после ухода хозяина наконец-то смог искупаться под душем. Сразу же после этого он достал из вещей полученный у Томилина телефон спутниковой связи, набрал его номер и, услышав уже знакомое: «Да?», лаконично доложил:
– Александр Григорьевич, я на месте.
