– Тебе ведь это нужно было?
Лаврентьев задержал дыхание. И даже воздух ему уже казался не так противен. Настолько появившиеся на свету бумаги взволновали его.
– Один документ – это сертификат на тридцать процентов акций компании. Второй – дарственная на владение этими акциями. Этот сумасшедший Фомин имел тридцать процентов. Ни один акционер даже не мечтал о таком количестве. Фомин работал с самого основания компании и умудрился скупить столько акций. Это, конечно, не контрольный пакет, но за ним было большинство голосов. И когда его не избрали президентом, ему просто нужно было воспользоваться этим правом большинства. Но он... Но он, дурак, просто спятил. Нынешний президент имеет чуть больше двадцати процентов. Вот почему ему до зарезу нужны тридцать Фомина. Тогда он становится владельцем контрольного пакета. И этот хитрюга попросил тебя, психодоктор, заставить Фомина отдать акции. Сам он не решился заниматься с психом. Мало ли что? А ты был по части этого контингента. Много тебе пообещал от этого куша президент?
Лаврентьев молчал, заторможенно глядя на бумаги в свете фонаря.
– В общем, это уже не важно. Потому что акциями теперь буду владеть я. У меня тут кое-что отобрали, так что это будет небольшой компенсацией потерянного. Фомин хотел «врагов» – я ему их дала. Тем более что мне самой нужно было кое-кого убрать. Так что все хорошо сошлось. Хотя, может, в устранении и не было необходимости, но я люблю, чтобы все было наверняка. Вот так, психодоктор... Я ввела Фомину хорошего психотропика. В Чечне мы часто его использовали. Знаешь, муженек, там после боя иногда такие глюки приходят, что ужас. Вот и кололи. Тогда вроде нормально; как-то осмысленно смотришь... Фомин оказался парень что надо. Поверил мне, отдал бумаги. У него дарственная, оказывается, уже была готова, а его знакомый нотариус ее заверил. Только оставил место для вписания фамилии того, кому дарят. Вполне возможно, Фомин готовил эти бумаги для тебя, психодоктор. Он тебе почему-то доверял. Псих, одним словом. Но я внесла коррективы в его намерения. И теперь акции мои.
Лаврентьев наконец разжал губы:
– Президент не даст тебе так просто воспользоваться тридцатью процентами компании.
Женщина засмеялась:
– Вот почему тебе и не нужны эти ценные бумаги, психодоктор. Ты трусишка. Ты готов был согласиться на малое. Но не я... Этому президенту придется меня принять, иначе он пожалеет, что родился на свет. Когда его членов семьи или родственников начнут находить с «маслинами» в башке, он даже дышать побоится в мою сторону.
Лаврентьев в ужасе захрипел. Он понял, что сей монстр в женском обличье говорит правду. Она на самом деле ни перед чем не остановится и сметет на своем пути всех, кто попытается ей помешать.
– Ну, ладно, – смилостивилась женщина. – Что с тобой-то делать, муженек? Обо мне знают только два человека. Одна сука, до которой я все же доберусь, и ты, психодоктор. Даже не знаю, как-то жаль тебя... Но, как в той песне, и убить жалко, и оставить нельзя. Может, тебя к твоей жене в бочку запихнуть?
У Лаврентьева прошли спазмы по всему телу. Он дернулся, согнулся и громко блеванул.
– Какая мерзость, – не скрывала презрения женщина. – Ты совсем гнилой, психодоктор. И как ты мог еще какие-то криминальные планы придумывать? Не понимаю. Ладно, выходи. Совсем испоганил здесь воздух. Даже стрелять в тебя тут расхотелось.
Лаврентьев не стал задумываться над последними словами женщины. Одно упоминание о том, что он может выбраться на свежий воздух, подогнало его к выходу.
Он выскочил наружу и сразу же запрокинул голову вверх. Капли дождя превратились в небольшие струйки. И они, освежающие, полились на лицо психоаналитику. Он глотал эту влагу и глубоко дышал. Воздух здесь тоже был наполнен не лесными ароматами, но все же лучше, чем в полуразрушенном домишке.
Немного придя в себя, Лаврентьев почувствовал, что тело его стало наливаться свинцом. Ноги словно приросли к влажной земле. Капли дождя скатывались по лицу. Но это не мешало ему рассмотреть то, что было впереди.
Перед ним стояли люди. Которые, как и психоаналитик, казалось, не замечали дождя. И вони, царившей на старой свалке химотходов.
Женщина выскочила почти следом за психоаналитиком. И с удивлением уставилась на людей. По ее лицу было видно, что их появления она не ожидала.
Люди стояли полукругом и были вооружены. За исключением троих. Ее глаза остановились на них. И она поняла, как основательно влипла.
– Опусти оружие! – велел Хан. – И только дернись!
Хозяин был недоволен тем, что ему пришлось тащиться по грязи к этой свалке. Привезший его сюда ничего не объяснял, только подгонял и приговаривал, что скоро он получит то, к чему стремится. Что-то нехорошее было в голосе человека, который воскрес после восьми лет, однако Хан не мог отступать. Слишком много он поставил на кон, и слишком большой куш маячил впереди.
Наконец они добрели до этого полуразрушенного домишки. Изнутри струился слабый свет. И инициатор поездки предложил просто подождать, когда оттуда выйдут.
Люди Хана стояли в боевой готовности. Сам хозяин не держал оружия. Зачем? Десять его вооруженных «быков» были довольно надежной защитой. Не было оружия и у Виртуоза, и у вернувшегося с того света человека.
Удивление в глазах женщины исчезло. Ее глаза, дикие, будто у затравленного зверя, блуждали от одного вооруженного человека к другому. Женщина словно решала, скольких она может уничтожить, прежде чем ее саму отправят на тот свет. Но такой финал ее не устраивал. Именно поэтому она опустила оружие.
Хан нервно провел ладонью по подбородку:
– Кто эта женщина?
Он усмехнулся:
– Всмотрись в ее глаза, Хан. Разве их блеск тебе не знаком?
Хан нахмурился. И прежде чем уловил во взгляде что-то знакомое, он обратился к женщине:
– Здравствуй, Ольга Киселева.
Хан резко посмотрел на него, а он – на Хана. Теперь они оба нащупали точку. Точку возврата в прошлое.
...Винтовка глухо ударилась о землю.
– Вот так-то лучше, – раздался у него за спиной голос Ольги.
Он не шелохнулся, лишь крепче сжал в руке дистанционный пульт.
У въехавшей на поляну машины погасли фары, но никто из нее не вышел.
– Встань рядом с Ханом, – отдала новый приказ Ольга.
Он сделал несколько шагов, встал, как и велела женщина, возле Хана и развернулся.
В руках у Ольги был пистолет. Она улыбалась, словно дьявол, пришедший за душами.
– Где деньги? – Она повела пистолетом в его сторону.
Хан попытался было подойти к женщине, но та моментально его остановила:
– Место!..
Хан недоуменно замигал. Он считал себя ее компаньоном, и поведение женщины было ему непонятно.
А он все преотлично понял. И заулыбался.
– Прекрати лыбиться, – зашипела она змеей и повторила вопрос: – Где деньги?
– А как же наша дружба? – он не прекращал улыбаться.
– Ты еще о любви вспомни, – съязвила она.
Что ж, он многое мог вспомнить. Ольга Киселева... Они познакомились на одном чемпионате. Она тогда завоевала второе место. Он, в отличие от нее, даже не попал в четверку сильнейших среди мужчин. Праздник победителей проходил в кабаке. Вместе были и мужская, и женская команды. И хотя он не был героем, но в фуршете участвовал. И неимоверно пил. Наверное, чтобы залить горечь поражения. Он не знал, почему она положила на него глаз. Может быть, он на самом деле ей понравился. Но после застолья
