и ладушки. Ну, и последнее, в-третьих. Самое главное. Никто из вас не имеет права оскорблять Гладышева лично.
– Мы его не оскорбляем, на хрен он нам сдался! – вставил своих «пять копеек» кто-то из пацанов, однако Заика тут же злобно шикнул на него.
– Если с Игорем произойдет какая-то неприятность или кто-то позволит себе хотя бы косой взгляд в его сторону – буду вынужден рассматривать это как личное оскорбление. – Теперь Монах говорил предельно жестко, словно гвозди в доску вбивал. – Еще раз повторяю: я нисколько не вмешиваюсь в ваши деловые отношения. Больше того, если банкир кроит от вас «капусту», то дайте ему немного по ушам, но только в этом случае и ни в каком другом.
– Платит он нам исправно, – неопределенно отозвался Саша.
Вор в законе тяжело посмотрел на собеседника.
– Что – аудиторов своих на него насылали? Я так и думал. Были основания его в крысятничестве подозревать?
– Это так, для порядку, – невпопад ответил Заика.
– Все, пацаны, – Монах примирительно заулыбался. – Надеюсь, мы поняли друг друга? Если возникнет необходимость встретиться со мной еще раз, то вот вам мой телефон, – авторитет написал на клочке бумаги номер своего мобильника и протянул его Заике.
Результаты беседы, безусловно, остались за Фоминым – и порученец Дюка, и его спутники поняли это прекрасно. Продолжать «терку» не имело ни малейшего смысла. Спрятав клочок бумаги в карман, Заика хмуро кивнул:
– До свидания.
– И вам всего хорошего, – улыбнулся уркаган. – Леше Дюку привет от меня передавайте и низкий поклон. Я знал, что он с понятливыми людьми работает.
Дверь за визитерами закрылась. Гладышев, который на протяжении всего разговора бросил лишь несколько фраз, взглянул на Монаха выжидательно.
– Что-то не так?
– Ой, Валера, боюсь, что теперь мне только хуже будет! – произнес банкир. – Зря ты так с ними.
– С чего ты взял? – Монах принялся тщательно разминать «беломорину» узловатыми татуированными пальцами. – Во всяком случае, беспредельничать они больше не станут. И не думаю, что полезут в твой бизнес еще раз. Главное, Игорек, не бзди! Ничего они тебе не сделают. А если почувствуешь малейший прессинг со стороны этого бычьего кодла, сразу звони мне, не стесняйся.
Банкир утер платком лоб, налил себе полную рюмку коньяка и вопросительно взглянул на Фомина – мол, будешь?
– У меня сегодня еще две встречи, – мотивировал отказ урка. – Так что уж извини…
– Спасибо еще раз, – Игорь судорожно выпил. – Да только кажется мне, что они и тебе могут жизнь попортить.
– Кто? Лешка Дюк? Да у нас шконки напротив друг друга в отряде стояли! – развеселился Фомин. – Я ему «дачки» самолично в ШИЗО собирал, когда он туда по дурости залетел! Игорек, ты уж мне на слово поверь: гнуть передо мной пальцы ему не с руки. Да и не будет он этим заниматься! То, что он, по сути, теперь коммерс, а я – честный бродяга, ничего не меняет.
– Знаешь, я иногда думаю: а не бросить ли мне весь этот бизнес к чертовой матери, – разоткровенничался банкир. – Перевести основные активы в какой-нибудь офшор… Знаю, как это просто сделать, и хрен найдут. Разве что Дюк… Открыть в небольшой и гостеприимной стране какой-нибудь бизнес, где нет ни ментов, ни бандитов, ни всего остального…
– Я за тебя твою жизнь не проживу, а ты за меня – мою, – парировал Монах. – Хочешь – переводи филки и уезжай… Кто мешает?
– Привычка. Родственники. Друзья. Это, понимаешь ли, как канаты, которые тут держат. Но и они, я чувствую, скоро перетрутся. Да и начни я переводить активы за границу, Зеленцов сразу насторожится. Вряд ли меня дальше пограничного пропуска в Шереметьево выпустят. Вон сколько разных людей в погонах у Дюка с руки кормятся!
– А ты по поддельным ксивам попробуй, – то ли в шутку, то ли всерьез посоветовал уркаган.
– Есть у меня один человек… – как ни в чем не бывало подхватил Гладышев. – Что хочешь тебе смастерит, вплоть до загранпаспорта, который только продвинутая экспертиза определит. Но это, как говорится, – на самый крайний случай. Если уж полная невыкрутка. Ладно, Валера, давай я еще одну накачу – и домой. Ослаб я что-то в последнее время.
– Ты, главное, не распускайся… – Фомин протянул руку для прощания. – А то ведь и тебе могу морду набить, как когда-то в шестом классе… Помнишь?
После памятного эпизода на рыбалке Леша Дюк изменился до неузнаваемости. За какие-то несколько дней он осунулся, посерел и даже, казалось, сбросил несколько килограммов. Конечно, Дюк давно уже предполагал, что им интересуется не только РУБОП с МУРом, но и Лубянка. Но одно дело – когда это просто предполагаешь или даже узнаешь со слов того же Фомина, а другое – когда воочию выясняешь, что каждый твой шаг фиксируется и явно подшивается к будущему уголовному делу. Притом наркотрафик обещал стать далеко не самым страшным. Теперь Дюку вполне могли пришить и «измену Родине».
Конечно, авторитету было небезынтересно узнать, как потом оправдывались перед начальством запаленные опера из «наружки». Ничего на Дюка у них не было – все карты памяти из фиксирующей аппаратуры он с Рудиком изъял. Однако это не гарантировало, что в следующий раз комитетчики не придумают какой-нибудь новый, совершенно изощренный способ его отслеживать для будущей «доказательной базы». А перед такой перспективой даже у хладнокровных людей начинается мандраж…
Света, на правах законной невесты, пыталась было выспросить, что же произошло, однако Леша только зло отмахивался – мол, не твоего ума дело! Сидишь тут, в «поместье», поливаешь гладиолусы, наводишь марафет – вот и продолжай в том же духе. Даже любимый ротвейлер Байрам – и тот вел себя деликатно, стараясь лишний раз не попадаться хозяину на глаза.
Особых новостей по Монаху пока не было – вопреки ожиданиям Дюка чекисты почему-то не спешили «закрыть» по убийству Переверзева ни его, ни Бура. Зато, как выяснилось, этот татуированный адепт воровских «понятий» проявился в самый неподходящий момент (как Дюк давно уже и предполагал) – в банке Гладышева.
– Короче, он решил нам указывать, как себя с нашим банкиром вести, – уныло сообщил Заика, вернувшись с переговоров. – Гладышев ему на нас нажаловался. Вот сука!
Заика выглядел зло и униженно, и это не укрылось от взгляда Леши. Саша всегда отличался амбициозностью, и любые жизненные напряги воспринимал как личное оскорбление. Может, именно благодаря этому качеству он и сумел стать вторым номером в иерархии дюковской фирмы.
Выслушав подробно его доклад, Зеленцов процедил:
– А я тебе говорил, что рано или поздно это произойдет. Помнишь – тогда, на берегу? Кто же знал, что они старые школьные друзья! И Москва, кажется, большая – и такое вот совпадение…
– А тебе не кажется, что Монах не только нас, но и тебя опустил своими приказами? – осторожно закинул удочку Заика. – Получается, что ты их должен выполнять. Этого не делай, туда не ходи, косо на коммерса не смотри, секретутке его сиськи не обжимай… Что же получается – завтра эта татуированная морда нас вообще к стенке поставит – мол, не «по понятиям» живем? И ты, Дюк, будешь на это спокойно смотреть?
– Думал, Лубянка их с Малаховским закроет, – засокрушался Зеленцов. – Не может быть, чтобы они до сих пор на «беретте» буровские пальчики не пробили. Или они там совсем нюх потеряли, или решили в какую-то свою игру отыграть… о которой я пока ничего не знаю.
– Может, не надо было нам того «ботана» валить? – прищурился порученец; он с самого начала был против силового решения проблемы.
– Чтобы он и дальше стучал? Да ты пойми: у нас там, в Курчатовском, один человек есть, на котором все и держится. Он нам бумаги дает… за долю малую. Мы их – латиносам, а латиносы нам – «марафет». А этот хрен… Переверзев, или как там его, в любой момент мог эту связь спалить. Уж не знаю, как этот
