– А куда же в таком случае сам пропал? – резонно возразил Рудик. – Почему мобила не отвечает?
– Светиться не хочет… Вот и отключил телефон.
– Обычно он или тебе, или мне звонит. Чтобы на контроле быть. Да и с ноута можно позвонить, по скайпу с вай-фая хрен засечешь.
– Может, действительно форс-мажор? – без особой уверенности предположил Саша.
– Какие указания?
Заика задумался. Конечно, ему льстило, что в отсутствие Дюка его воспринимают как главного в охранной фирме. Но с другой стороны – офоршмачится он с результатами, его потом Зеленцов на части порвет…
– Слушай, а Монах сейчас где? – спохватился дюковский порученец.
– Не знаю. Ты не говорил, чтобы мы его отслеживали. Его ведь Вадиму поручили. А у нас сейчас другие дела.
– А дома у этого татуированного что?
– Старуха божий одуванчик. Ну… и все. Но это неделю назад было. Что сейчас – даже не знаю. Хату его через «прослушку» Вадька контролирует, к нему все вопросы.
– Тогда делаем так. Отправь на всякий случай тачку с бойцами в Сокольники. Оставьте в засаде на несколько дней. Мы так двух зайцев убьем: и Фомина отследим, и выясним, на каком сейчас свете Вадим, – решил Заика. – Действуйте по обстоятельствам. Только смотри мне… без самодеятельности. Дальше: свяжись с мусорами, чтобы Вадькину «Тойоту» отслеживали. Тут же по всему городу видеокамер понатыкано, информация по-любому на главный пульт ГУВД стекается. Ну, пообещай им штуку… нет, две штуки премиальных, если найдут. Докладывай мне каждый час по всем новостям. Если что-то совсем срочное – звони в любое время. Договорились?
– …короче, Валера, можешь мне верить, можешь не верить. Я сказал, ты слышал, – закончил повествование Стародубцев.
Фомин сидел, буквально оглушенный свалившейся информацией. Услышанное явно не вписывалось ни в уголовные «понятия», ни в его былые представления о Леше. Со слов этого чернявого пацана выходило, что Дюк через Заику заказал ему вальнуть пахана прямо в сокольнической квартире, на всякий случай имитировав при этом банальное ограбление. Если бы дома оказалась старенькая мать пахана, следовало завалить и ее, чтобы не оставлять лишних свидетелей. Жизнь старого друга и его матери Леша оценил всего в сто тысяч долларов – стоимость двухкомнатной квартиры где-нибудь в Люберцах…
А уж о событиях у Ваганьковского кладбища этому парню было известно практически все. Он мог безошибочно сказать, когда, где и во сколько Монах встретился в этот день с Буром и покойным Музыкантом, где и когда они завтракали, обедали, и даже о чем говорили в «Хаммере», и даже где именно Музыкант прятался на Ваганькове.
– Тебя заказал Леша Дюк, – упрямо повторил Вадим.
Размяв папиросу сухими татуированными пальцами, старый урка уставился в зарешеченное окно. Свались на пахана бетонная балка – он бы чувствовал себя куда лучше. И слова комитетчика, и собственные подозрения подтверждались с пугающей очевидностью…
Тягуче сочилось время, и если бы не изменяемая картинка на полиэкране, можно было бы подумать, что оно остановилось навсегда.
– А почему я должен тебе верить? – задумчиво проскрипел Монах.
– Потому, что я пришел к тебе по доброй воле. Я ведь мог этого и не делать. Я еще с центра за вами ехал, думал, когда остановитесь, выйти и переговорить. Вы зачем-то в переулок заехали, думал вас обогнать… а вы на светофор рванули.
И тут напомнил о себе Бур, во время рассказа Стародубцева не проронивший ни слова:
– А если тебя менты к нам прислали? Ты уж извини, но после всего случившегося мы с паханом имеем право на этот вопрос. Чем ответишь?
– Вот этим, – Вадим раскрыл портфель, поставил на стол ноутбук и щелкнул кнопкой.
Заговорщицки провернулся винчестер, замигали индикаторы, на мониторе проявилась заставка. Вадим деловито защелкал клавиатурой.
– У меня тут все. Вот ваши разговоры в машине, писал через ваши мобильники. Вот вы в Сокольниках, на квартире, писалось через направленный микрофон, – прокомментировал он. – Вот это – уже мой базар с Дюком насчет «беретты». Вот это разговор с сявками, которые пистолет выкрали. А вот это – с Заикой, вчера. Там, Валера, и про тебя, и про твою маму тоже. Предпоследняя запись, послушаешь. Короче, давайте я вам сейчас всю эту музыку поставлю, а сам на крыльце постою. Убегать я не собираюсь, иначе бы по доброй воле не пришел. А вы потом сами скажете – мусорской я или нет.
Вадим простоял на крыльце минут сорок. Из-за неплотно приоткрытой двери он слышал записи переговоров Монаха, Бура и Музыканта, осточертевшие за столько лет голоса Дюка и Заики. Комментировать записи не хотелось – Фомин с Малаховским сами могли сделать нужные выводы.
Когда же он вернулся в офис и взглянул на Монаха, то поразился, насколько же изменилось его лицо. Тяжелые морщины налились сизой и страшной боевой сталью, взгляд глаз гнул в дугу. В какой-то момент Стародубцеву показалось, что этот взгляд может прожечь его насквозь.
– Ну, Леша, ну и дешевка! – вымолвил Фомин, тяжело дыша. – Ну и сука! А я-то, старый дурак такой, думал, что он ко мне с дорогой душой… В гостях принимал, помощь предлагал…
– Да он и тебя, и всех нас за голимых лохов держал, – Малаховский был возмущен не менее пахана. – Ты понимаешь, что он нас просто разводил, как кролей ушастых? Что хотел нас использовать, как последних тварей? Знаешь, зачем ты ему понадобился? Он бы «коксом» по всей России торговал, а в случае чего мог бы на твой авторитет сослаться: мол, даже сам Монах с этого долю имеет, чего уж тогда мне!
– Да таких чертей, как этот Дюк, на моей зоне «гребни» враз под шконку заточками загоняли, – недобро прищурился Монах. – Во-о-о-ор, значит… С ширинкой на жопе.
– Пасти ему шалман на Химкинском кладбище, – вынес приговор Малаховский.
– Ладно, насчет его будущего пусть сходняк решает, – уркаган наконец взял себя в руки. – Вадим, конечно, низкий тебе поклон за то, что приехал и это привез. Иначе бы я еще как слепой котенок тыкался во все стены, не зная, что и к чему.
Вадим молчал. Теперь, когда он нашел в себе силы открыть Фомину правду, он чувствовал себя куда легче.
– А теперь ответь мне – зачем тебе лично это потребовалось? – Монах пригубил остывший уже чифир. – Только без обид. Считай, что у меня частный интерес. Просто хочу лучше понять людей.
– Дюк поступил несправедливо, – только и смог ответить Стародубцев. – А тебя, Валера, ты уж извини… я слушал очень внимательно. Плотно, по полной и почти без перерывов. И «трубу», и машину, и квартиру. И понял, что ты человек очень порядочный. Не то что Леша. Ты бы так никогда не поступил. Но последней каплей стало требование Заики завалить и тебя, и твою старушку мать. Мол, якобы «черные» гастролеры вашу хату бомбанули, случайно нарвались на вас с женщиной… Ну, и вальнули, чтобы свидетелей не оставлять. Я, конечно, не из института благородных девиц. Я был на войне, я видел трупы, видел кровь. Но на подобные вещи никогда не пойду. Правильно вы сделали, что свою маму на турецкий курорт отправили.
Подойдя к Вадиму, Монах крепко обнял его.
– Спасибо…
– Да ладно, – смутился Стародубцев. – А то ты на моем месте как-то иначе поступил бы!
– Вадим, послушай, – попросил Бур с подчеркнутой доброжелательностью. – Все эти записи – конкретная предъява. Тут у нас через какое-то время сходняк очень серьезных людей планируется. Если ты не против, мы все это там и прокрутим. И ты заодно подтвердишь все, что нам тут рассказал. Может такое быть? Да – да, нет – нет. Если «нет», мы поймем и не обидимся.
Стародубцев немного смутился.
– Подтвердить-то, конечно, могу. Да только Дюк, насколько я знаю, очень мстительный. А у меня меньшая сестра есть. Я ее на всякий случай за бугор отправил. Не случилось бы чего.
– Решим, решим, – бросил Монах. – Я твой должник, можешь на меня рассчитывать. Бур, не в падлу, купи мне сегодня бэушную мобилу и разовую сим-карту, надо будет отзвониться… Ну, скажем, Володе
