Папе не понравилось бы то, что его разговоры записывают, но у меня не было времени волноваться еще и об этом.
— Скарлет Барбер ходит в школу со мной и с моей сестрой. Скажи ей, что ей надо будет провожать Нетти в школу и забирать ее оттуда.
— Да, — сказал он.
— Наконец, мне нужно, чтобы ты позвонил Лео. Скажи ему, что я не хочу, чтобы он работал в Бассейне, потому что мне нужно, чтобы он присматривал за домом. Я не думаю, что он будет спорить, но если вдруг, скажи ему… — Я увидела, что обвинитель и социальный работник направляются ко мне, и потеряла нить рассуждений. Времени оставалось очень мало.
— Да?
— Не знаю, что сказать ему. Скажи что-нибудь, что имело бы смысл.
— Думаю, что смогу найти нужные слова, — сказал Грин.
Социальный работник подошла ко мне.
— Меня зовут мисс Кобравик, — сказала она. — Я отвезу тебя в центр «Свобода».
— Хорошее имя для тюрьмы, — сказала я полушутя.
— Это не тюрьма, а просто место для детей, которые попали в неприятности, — таких детей, как ты.
Миссис Кобравик явно была чрезмерно серьезной особой.
— Да, конечно, — сказала я. Тюрьма — это то место, куда я попаду, если они решат обращаться со мной, как со взрослой, и если я не избавлюсь от обвинения в отравлении Гейбла. Я кивнула Грину: — От тебя ждать вестей?
— Да, — уверил он меня, — я приду к тебе на выходных.
Я смотрела, как он уходит.
— Мистер Грин! — позвала я.
Он обернулся.
— Пожалуйста, передайте мистеру Киплингу мои пожелания скорейшего выздоровления!
И вот тут это случилось. Голос мой прервался на слове «выздоровления», и я начала плакать. Я бы ни за что этого не сделала, но мысль о мистере Киплинге в больнице заставила меня ощутить себя такой одинокой, как никогда в жизни.
— Тише, тише, — говорила миссис Кобравик, — в «Свободе» не так уж плохо.
— Это не… — начала было я, но потом передумала. В конце концов, никто из знакомых мне людей не видел моей слабости.
— Я всегда считала, что самые тяжелые дети проливают больше всего слез, — прокомментировала миссис Кобравик.
Пусть думает что хочет. Папа всегда говорил, что объяснять стоит только тем людям, которые что-то значат для тебя.
VIII
Меня посылают в центр «Свобода» и делают татуировку!
Кобравик и я поехали на пароме к «Свободе». Вид с лодки не вдохновлял: несколько невысоких серых бетонных зданий, похожих на бункера, почти без окон, окружали пьедестал. На постаменте была видна пара позеленевших женских ног в сандалиях и подол юбки, сделанные, похоже, из окислившейся со временем меди. Кажется, папа когда-то рассказывал мне, что случилось с исчезнувшей частью статуи (может быть, ее разрезали на части?), но в данный момент я не могла вспомнить. Женщина без верхней части туловища выглядела зловеще. На основании пьедестала было что-то написано, но я смогла разобрать только слова «усталый» и «свободно». Ко мне можно было отнести первое слово, но отнюдь не второе. Весь остров был окружен одним большим забором, который, судя по виткам проволоки сверху, находился под электричеством. Я сказала себе, что пробуду здесь недолго.
— Когда моя мама была еще девочкой, «Свобода» была аттракционом для туристов, — проинформировала меня Кобравик. — Можно было взобраться наверх по платью женщины, а в основании статуи находился музей.
Где они только не находились? В доброй половине заведений возле моего дома раньше располагались музеи.
— Как ты сказала в здании суда? «Свобода» не тюрьма, — продолжала она. — И не надо думать о ней так. Мы очень гордимся центром и предпочли бы думать о нем как о доме.
Я знала, что лучше бы мне попридержать язык, но все же не смогла не спросить:
— Зачем тогда нужен забор под напряжением?
Кобравик сузила глаза; нетрудно было понять, что мой вопрос был ошибкой.
— Чтобы все были в безопасности, — ответила она.
Я промолчала.
— Ты меня слышала? — спросила она. — Я сказала, что забор нужен для того, чтобы все были в безопасности.
— Да, — ответила я.
— Отлично, — сказала Кобравик. — К твоему сведению, вежливым считается дать человеку понять, что ты услышала его ответ на твой вопрос.
Я извинилась и объяснила, что не хотела показаться грубой:
— Я очень устала, и все, что происходит, сбивает меня с толку.
Она кивнула.
— Я рада это слышать. Меня беспокоило, что твоя грубость может быть признаком плохого воспитания. Я очень хорошо осведомлена о твоем прошлом, Аня, о твоей семейной истории. Для меня не было бы удивительно, если бы тебе не хватало воспитания.
Похоже, она пыталась меня спровоцировать, но я не поддалась. Паром уже причаливал к пристани, и я скоро должна была попрощаться с этой женщиной.
— По правде говоря, Аня, твое пребывание здесь может быть как легким, так и трудным. Все полностью зависит от тебя.
Я поблагодарила ее за совет, постаравшись, чтобы это не прозвучало саркастически.
— Когда сегодня утром я услышала о твоей ситуации, я специально предложила перевезти тебя, хотя обычно подобного рода дела не входят в мою компетенцию. Можно сказать, что ты меня заинтересовала. Видишь ли, я ходила в колледж с твоей матерью. Мы не были друзьями, но я часто видела ее в университетском городке, и мне очень не хотелось бы, чтобы ты закончила, как она. Я полагаю, что раннее вмешательство может многое значить в пограничных случаях.
Я глубоко вздохнула и прикусила язык. То есть в буквальном смысле прикусила. Во рту ощущался вкус крови.
Паром остановился, и капитан сообщил, что все идущие в центр «Свобода» могут сойти.
— Что же, спасибо, что привезли меня, — сказала я.
— Я иду с тобой, — ответила она.
Я предполагала, что она работала в суде, а не в «Свободе», но, конечно, это было глупо с моей стороны. Интересно, как она узнала, что меня пошлют сюда, учитывая, как быстро проходило слушание. Неужели моя судьба была предрешена еще до того, как я вошла в здание суда?
— Я здесь директриса, — сообщила мне миссис Кобравик. — Правда, кое-кто за моей спиной зовет меня надзирательницей, — добавила она со странной улыбкой. — Но тебе не стоит брать с них пример.
Как только мы сошли с пристани, моя провожатая повела меня к бетонному зданию под вывеской «Обработка», где нас ждали очень худая блондинка в лабораторном халате и мужчина в желтом рабочем комбинезоне.
— Доктор Хенсен, — сказала Кобравик блондинке, — это Аня Баланчина.
