— Что вы имеете в виду, Холмс?
— Видите ли, старина, исходя из личного опыта, смею вас заверить, что самый недалёкий мелкий воришка, промышляющий в грузовом порту, смог бы придумать более правдоподобную историю, чем та, что нам поведал Саймон. Буквально каждое последующее предложение в его рассказе всё туже и туже затягивало петлю на его шее.
Я согласно кивнул и признался:
— Должен сказать, Холмс, что именно по этой причине я склонен ему верить. Впрочем, как вам самому известно, я не очень хорошо разбираюсь в людях.
— Вы совершенно правы, Уотсон, — улыбнулся Холмс. — Вы один из самых честных, благородных людей, которых мне доводилось знать. К несчастью, вы склонны приписывать эти прекрасные черты своего характера другим людям, тогда как на самом деле ими обладают лишь очень немногие. — Не желая вгонять меня в краску, Холмс поспешил продолжить: — Как вы думаете, не мог ли Саймон совершить преступление в состоянии помутнения рассудка и потому не помнить о нём?
Я заметил:
— Честно говоря, это не совсем моя область, однако я недавно читал несколько научных статей, как раз посвящённых подобным расстройствам психической деятельности. В Вене над этим работает Йозеф Брейер, а в Париже — Жан-Мартен Шарко. Согласно гипотезе, порой психическая травма от драматического события настолько сильна, что разум отказывается верить в реальность случившегося. Я, повторюсь, не специалист, однако, на мой взгляд, Саймон совершенно здоров — как физически, так и умственно.
Несколько минут Холмс пребывал в задумчивости. Наконец он произнёс:
— Насколько я могу судить, о невиновности Саймона свидетельствуют два обстоятельства. Во-первых, его рассказ столь очевидно ставит под удар его самого, что он просто должен оказаться правдой. Во-вторых, Хопкинс утверждает, что алтарник был убит заточкой или клинком схожего характера. Дело в том. что Саймону Юргенсу не нужно оружие, чтобы убить человека. Если бы он захотел, он сломал бы шею Сомса словно гнилую ветку. Алтарник — мужчина немаленьких габаритов, однако я вполне верю, что Саймон в ярости мог поднять его и несколько раз тряхнуть. Такой человек, как Юргенс, вряд ли воспользовался бы заточкой.
Некоторое время мы шли в молчании. Вдруг Холмс задумчиво изрёк:
— Знаете, Уотсон, чтобы нанести колотую рану, вовсе не обязательно находиться в непосредственной близости от жертвы.
— Убийца мог швырнуть копьё или пику, — предположил я.
— Или, что более вероятно, выстрелил из лука или арбалета.
— А в этом что-то есть, Холмс! — воодушевился я. — Надо пройтись вдоль церковной ограды — весьма вероятно, нам удастся обнаружить следы убийцы. Кроме того, — взволнованно продолжил я, — убийца мог прикрепить к концу стрелы или болта[9] верёвку и за неё вытянуть орудие убийства назад, не рискуя при этом оставить следы на снегу церковного двора.
Нельзя сказать, что мои слова привели Холмса в восторг.
— Простите, старина, — покачал он головой, — но в вашей версии есть пара слабых мест.
— Каких, например?
— Во-первых, угол вхождения орудия убийства в тело: тридцать два градуса к вертикали. Это означает, что болт или, скажем, дротик ударил алтарника на излёте, а значит, был выпущен на значительном расстоянии. Какая уж тут верёвка, скажите на милость!
Я почувствовал себя совершенно раздавленным. Холмс был абсолютно прав.
— Во-вторых, — продолжил Холмс, — не будем забывать, что орудие убийства застряло в позвонке. Чтобы его вытащить, надо было приложить весьма значительное усилие. Верёвка вряд ли выдержала бы.
— Вы, как всегда, правы, старина, — уныло кивнул я.
— Кстати сказать, — произнёс Холмс, — за разговорами мы сами не заметили, как дошли. Насколько я понимаю, скучающий страж закона, который виднеется вон там, впереди, и есть один из полицейских Хопкинса. Констебль Дженнингс? — спросил мой друг, когда мы подошли поближе.
— Да, сэр, — козырнул полицейский.
— Инспектор Хопкинс просил передать вам привет и благодарность за службу. Кроме того, он велел вам пропустить нас. Меня зовут Шерлок Холмс, а это — мой коллега доктор Уотсон.
— Хорошо, сэр. Конечно же, я о вас слышал. Скажите, а инспектор не сказал, когда меня снимут с поста?
— По мне, Дженнингс, вы можете уйти сразу после того, как мы закончим. Впрочем, не сомневаюсь, Хопкинс и так пришлёт за вами в самое ближайшее время.
Холмс двинулся через ворота к церкви, и я последовал за ним. Рядом с воротами мне бросился в глаза висевший на стене щит с объявлением, призывающим паству жертвовать средства на ремонт крыши храма. Взглянув наверх, я увидел, что крыша действительно нуждается в немедленной починке: кровельные желоба покосились, а часть водостоков и вовсе отсутствовала. Я поспешил за Холмсом. Позади что-то бормотал под нос Дженнингс, притоптывая ногами, чтобы согреться.
Холмс быстро отыскал отпечатки ботинок Саймона Юргенса и аккуратно обошёл их стороной. Внимательно всё осмотрев, он показал мне красное пятно на снегу — место, где пролилась кровь Арнольда Сомса.
— Посмотрите, Уотсон, всё именно так, как рассказал нам Саймон. Когда Сомса убили, алтарник стоял лицом к воротам. Видите, как примят снег? К выводам Хопкинса не придерёшься. Очевидно, что Соме и его гость боролись, но недолго.
Холмс продолжил разглядывать место преступления. Со стороны он напоминал ищейку, пытающуюся взять след. Мой друг обошёл весь двор и небольшое кладбище, но под конец лишь развёл руками:
— Нам не везёт, Уотсон. Никаких других следов я не нашёл. Если бы здесь был ещё один человек, убийца, ему пришлось бы стрелять из-за церкви, так чтобы стрела перелетела через крышу и поразила Сомса в спину. Алтарник стоял к храму именно спиной.
— Причём даже если всё так и произошло, вопрос, куда делась стрела, по-прежнему остаётся открытым, — уныло промолвил я.
— Именно так, Уотсон. Боюсь, дела Саймона плохи. Очень плохи.
— Бедняжка Анна! — вздохнул я. — Ума не приложу, как ей обо всём рассказать.
— Если хотите, старина, я возьму это на себя. — Холмс обнял меня рукой за плечи.
— Благодарю вас, Холмс, однако вынужден отказаться. Я считаю, что обязан рассказать ей плохие новости сам.
Поблагодарив констебля, мы остановили первый попавшийся кэб и отправились домой на Бейкер- стрит.
У двери нас ждал мальчик-курьер с конвертом для Холмса.
— Это вам из Скотленд-Ярда, — пояснил юноша.
— Ах да, — вспомнил Холмс, — фотографии, которые нам обещал Хопкинс. Быстро же он управился.
Холмс дал пареньку на чай и, взяв в руки конверт, отправился наверх. В гостиной, пока я наливал нам обоим бренди, Холмс небрежно просмотрел фотографии. Покончив с этим, он швырнул их на стол и взялся за бокал. Вдруг мой друг застыл, так и не донеся бренди до рта. Медленно, задумчиво он отставил стакан в сторону и снова взялся за фотографии. В один миг великий сыщик совершеннейшим образом переменился. Я понял, что он едва сдерживает эмоции.
— Что случилось Холмс? — взволнованно спросил я. — Что вам удалось разглядеть?
— Цепи, Уотсон, цепи! — воскликнул мой друг. — Знаете, когда я увидел, как люди Хопкинса цепями прочёсывают Темзу, я ещё подумал, как мало людей знает, что даже самая прочная цепь с надёжными звеньями, если она достаточно длинна, может порваться под действием собственного веса!
— Ну да, это так, — пожал плечами я, — но только какое отношение это имеет…
— Как у вас с латынью, старина? — перебил меня Холмс. — Вам знакомо выражение «Mole ruit sua»?
— Какой доктор не знает латыни? — улыбнулся я. — Эта фраза означает «рушиться от собственной
