дай мне знать. Идёмте, Уотсон, мы напрасно теряем время.
Когда мы повернулись, Эпплгейт крикнул нам в спину:
— Ну и оставьте свои денежки при себе! Вот увидите, я здесь и на неделю не задержусь!
Холмс повернулся к Лестрейду, который вышел вслед за нами:
— Он лжёт, инспектор, вот только не понимаю почему. Прежде он совершал преступления из-за денег, устраивал поджоги на заказ. Вы сами сказали, что недавние пожары никак не связаны со страховыми выплатами. Исключение может составлять разве что галантерейный магазин, но хозяин вряд ли стал бы жертвовать жизнью собственной матери ради получения страховки.
— Я-то, мистер Холмс, думал, что вы умеете проигрывать, — разочарованно протянул Лестрейд. — Ну поймите же, вам не под силу изловить всех преступников. Почему вы не хотите признать, что в результате самых обычных оперативно-розыскных мероприятий нам всё-таки удалось задержать злоумышленника? Зачем, по-вашему, Эпплгейт берёт на себя преступления, которых не совершал? Думаете, ему не терпится оказаться на виселице?
— Что ж, Лестрейд, давайте каждый останется при своём мнении. Будем надеяться, что вы правы и поджигатель действительно у вас в руках. До свидания.
— Инспектор привёл достаточно серьёзный аргумент, — заметил я, когда мы уже ехали в кэбе домой. — С чего Эпплгейт стал бы себя оговаривать, когда он знает, что за такие злодеяния ему грозит петля?
— Я соглашусь с вами, Уотсон, это очень странно. Но видите ли, дело в том, что Эпплгейт, являясь поджигателем, никогда не был пироманом. Он устраивал пожары ради денег, а не из-за любви к огню. Я вообще сильно сомневаюсь, что он хотя бы раз остался посмотреть на устроенный им пожар. Кроме того, после его поджогов люди не гибли.
— Значит, план с засадой остаётся в силе?
— Именно так, старина.
На следующий день в восемь утра мы уже сидели в кабинете начальника Паддингтонского вокзала мистера Каннингема — невысокого жилистого мужчины с цепким взглядом и живым умом. Он сразу же понял, сколь важные сведения принёс ему Холмс, и немедленно выказал желание нам помочь.
— Как нам попасть на крышу? — спросил Холмс.
— Проще простого, — ответил Каннингем. — Идёмте за мной, я вам всё покажу.
Мы поднялись по ступенькам на чердак, где располагалась дверь, ведущая к винтовой лестнице. На вершине лестничной площадки имелась ещё одна стальная дверь, которая выходила на крышу. Начальник станции вытащил было внушительных размеров связку ключей, чтобы отпереть замок, как вдруг с изумлением воскликнул:
— Глядите! Дверь взломана!
Холмс наклонился и принялся изучать замок.
— Вы правы, мистер Каннингем. Если не ошибаюсь, здесь поработали фомкой. Что ж, значит, мы на правильном пути.
Холмс распахнул дверь и вышел на залитую светом крышу. Мы с начальником станции двинулись следом. От вида с самой верхотуры захватывало дух. На глаза сразу попалось немало достопримечательностей, а вдали в лучах утреннего солнца поблёскивала Темза. Холмс быстрыми шагами мерил крышу, устремив взгляд себе под ноги, отчего напоминал ищейку, пытающуюся взять след. Подойдя к парапету, великий сыщик уставился на дом, где недавно полыхал последний из пожаров.
— Здесь явно кто-то побывал, — повернулся к нам Холмс. — Я нашёл следы ботинок, а на пыли, покрывающей парапет, есть даже отпечаток ладони.
Окинув взглядом крышу, он двинулся к кирпичным трубам и принялся обходить их одну за другой.
— Эврика! — наконец вскричал он. — Как я и предполагал.
За одной из труб мой друг нашёл кожаную сумку. Когда мы подошли поближе, то обнаружили, что внутри находятся большая выпуклая линза, подзорная труба и стальная фомка.
— Что и требовалось доказать, Уотсон!
— Браво, Холмс! — воскликнул я. — Всё именно так, как вы предполагали!
Холмс сжато объяснил важность наших находок начальнику вокзала.
— Вот хитрый дьявол! — покачал головой мистер Каннингем. — Интересно, где он раздобыл такую линзу?
Холмс взвесил в руке стекляшку и ответил:
— Линза — длиннофокусная. Я бы предположил, что она из телескопа.
— И что же нам теперь делать, старина? — спросил я.
— Ждать, — пожал плечами Холмс. — Вас, мистер Каннингем, это, конечно, не касается — вы человек занятой, и у вас наверняка масса дел. Большое вам спасибо за помощь. Дальше мы с Уотсоном будем действовать самостоятельно.
— Хорошо, мистер Холмс, как скажете, — кивнул начальник вокзала. — Мне вызвать полицию?
— Нет, пока лучше не надо, — покачал головой Холмс, — Всё должно быть так, как обычно, иначе мы рискуем отпугнуть преступника. Если он увидит, что у вокзала стало больше полицейских, он может надолго залечь на дно, и тогда мы его уже не поймаем. Ведите себя самым заурядным образом, а об остальном мы с Уотсоном позаботимся сами.
— Как вам будет угодно, мистер Холмс. Удачи! — С этими словами мистер Каннингем ушёл.
— Значит, так, Уотсон. Давайте спрячемся вон за той большой трубой. Там и подождём нашего приятеля, — предложил Холмс. — Револьвер у вас с собой?
— Конечно, — кивнул я. — Надеюсь, мерзавец даст мне повод воспользоваться оружием.
Холмс вынул линзу, после чего положил кожаную сумку за трубу, точно туда же, откуда взял.
— Пойдёмте, Уотсон, устроимся поудобнее, насколько это здесь возможно. Нам предстоит долгое ожидание — если преступник вообще соизволит сегодня прийти.
Мы спрятались за трубой так, чтобы нас не было заметно, но чтобы при этом мы могли хорошо видеть дверь на крышу. Я сел в тени, которую отбрасывала труба, приготовившись к нескольким скучным часам вынужденного бездействия. Шло время, солнце катилось по небу, и вскоре тень ушла, а мы очутились на самом пекле. Сидеть на жёсткой крыше было неудобно, и у меня онемели ноги. Я снял плащ, сложил его и, не обращая внимания на грязь, подстелил вместо сиденья, опершись спиной на кирпичную кладку. Как же я жалел, что не догадался прихватить с собой бутылочку воды! Я кинул взгляд на Холмса. Мой друг неподвижно сидел, скрестив ноги по-турецки. Ему не раз доводилось устраивать засады, и терпения Холмсу было не занимать. В тот момент он напомнил мне йога, факира или восточного мистика, способного без всяких для себя последствий часами находиться на солнцепёке, погрузившись в медитацию. Наверное, я задремал, но внезапно почувствовал, как кто-то зажал мне рот и одновременно схватил за руку. Я попытался вырваться, но, скосив глаза, увидел в нескольких сантиметрах от собственного лица возбуждённую физиономию Холмса.
— Ни звука, Уотсон, — еле слышно прошептал он. — Сейчас явится наш приятель.
Я кивнул, и Холмс отпустил меня. Я осторожно выглянул из-за трубы и увидел, как дверь открылась и на крышу вышел высокий худощавый мужчина в форме вокзального носильщика. Он быстро огляделся, и мы с Холмсом тут же нырнули в укрытие, прежде чем он успел нас заметить. Через некоторое время мы услышали удаляющиеся от нас звуки шагов и снова выглянули из-за трубы. Незнакомец направился туда, где лежала кожаная сумка. Нагнувшись, он открыл её.
Холмс бесшумно вышел из укрытия, и я последовал за ним. Злоумышленник, стоя спиной к нам, лихорадочно копался в сумке.
— Вы, случайно, не это ищете? — громко спросил Холмс.
Незнакомец подпрыгнул от неожиданности и резко обернулся. Увидев линзу в руках Холмса, он оскалился, словно загнанный зверь, и зарычал. То немногое, что оставалось от его шевелюры, было каштанового цвета; с левой стороны головы волосы отсутствовали полностью. На первый взгляд преступнику не исполнилось и тридцати лет. Больше всего меня поразили безобразные шрамы от ожогов, покрывавшие его лицо и шею. Через левый глаз пиромана проходил алый рубец, обезображивавший черты его лица. Преступник впился взглядом в нас, после чего быстро зыркнул на дверь — единственный путь к
