— А доказательства, подкрепляющие столь нелепое обвинение, у вас есть? — поинтересовался он.
— То есть вы не отрицаете, что вы убийца? Я это отметил, — прищурился Холмс.
— Ладно, если это вам так важно — отрицаю, — пожал плечами испанец.
— Вы, быть может, не в курсе, — промолвил Холмс, — что, убив свою последнюю жертву, Харриет Перкинс, вы оставили сиротой её маленькую дочку Эмили.
— Я никого не убивал, мистер Холмс, — невозмутимо отозвался Родригес и усмехнулся: — Кстати, я так и не услышал, как у вас с доказательствами этих вздорных обвинений.
— Зачем вы отпираетесь? — бросился в атаку Холмс. — В руках Скотленд-Ярда орден за военные заслуги, на котором выгравировано ваше имя.
Усмешка исчезла с лица испанца.
— Что вы несёте? — сверкнул он глазами.
— Да хватит вам ломать комедию! Ваш орден нашли в комнате одной из жертв.
Испанец вскочил и впился в Холмса взглядом:
— А вы сами его видели?
— Ну конечно, — не моргнув глазом, кивнул Холмс. — Орден сорвала с вас Лиззи Бэнкс, а потом его нашёл мужчина, заставший вас на месте преступления.
— Мужчина? — озадаченно переспросил Родригес. Тут до испанца дошло, что он попал в ловушку, расставленную моим другом. — Очень умно, мистер Холмс, — расплылся в улыбке он. — Только что вам всё это даёт? Я под защитой дипломатического иммунитета и потому неподсуден. Мне не придётся отвечать за свои шалости.
— Значит, вы признаётесь в совершении всех этих преступлений?
— А почему бы и нет? — пожал плечами капитан. — Впрочем, разве это преступления? Я скорее считаю их энкуэнтрас де апасионадо — свиданиями страсти.
Жестокость и высокомерие испанца потрясли нас с Холмсом до глубины души.
— Но зачем, во имя всего святого, вам понадобилось убивать женщин? — спросил Холмс.
Родригес неторопливо подошёл к камину и повернулся к нам:
— С чего мне ждать, что такой холодный, бесстрастный англичанин, как вы, сможет понять огонь страсти, полыхающий в сердце madrileno[20]? Как вы можете со своей отсталой этикой и высохшей нравственностью познать те вершины экстаза, которых достигает мужчина, доминируя над женщиной?
— И высшая степень подобного доминирования, на ваш взгляд, убийство? — уточнил Холмс.
— Ну конечно! Как же вы не понимаете?! Никто не может доставить женщине такое наслаждение, как я. Ни один из мужчин не сравнится в этом со мной. Коль скоро женщина достигла с вашим покорным слугой этого высочайшего пика экстаза, зачем ей жить после этого дальше? — Пожав плечами, испанец добавил: — Впрочем, какая разница? Всё равно жизнь этих девок не стоила и ломаного гроша.
На несколько мгновений мы с Холмсом лишились дара речи.
— Любая человеческая жизнь бесценна, — наконец выдавил я. — За исключением, пожалуй, вашей. Особенно после всех злодейств, что вы совершили.
Мои слова нисколько не тронули Родригеса. Всё так же равнодушно он поинтересовался у моего друга:
— Я так полагаю, мистер Холмс, у вас самого дамы нет?
— Ошибаетесь: есть, — ответил Холмс. — И я храню ей верность всю свою жизнь. К сожалению, она слепа.
— Учитывая вашу внешность, оно может и к лучшему, — ухмыльнулся Родригес.
Не обратив внимания на очередную колкость, Холмс продолжил:
— В одной руке у неё меч, а в другой — весы. Мою даму зовут Фемида, богиня правосудия, и я, не жалея сил, служу именно ей. — Великий детектив снял плащ, стянул одну из перчаток, после чего подошёл к испанцу и ударил ей его по лицу.
Сперва глаза Родригеса полыхнули от злобы, но потом он улыбнулся:
— Вы дурак, Холмс, и честь обязывает меня дать вам шанс выйти из безнадёжного положения, в которое вы себя загнали. Я должен предупредить вас, что прекрасно владею рапирой, шпагой и саблей, а также стреляю без промаха.
— Мне всё равно, — пожал плечами Холмс. — Выбирайте оружие.
Я пришёл в ужас. Оттащив своего благородного друга в сторону, я прошептал ему на ухо:
— Вы что, с ума сошли?! Дуэли вне закона. Даже если вы возьмёте верх, вас отправят за решётку.
— Только так я могу свершить правосудие, — также шёпотом ответил мне Холмс. — Убийцу нельзя покарать по закону.
— А что если он победит? — возразил я. — Вы же прекрасно слышали, что он сказал. Он отличный фехтовальщик и стрелок.
— Правда на моей стороне, — покачал головой Холмс. — Если же он всё-таки одержит верх, у вас есть пистолет. Застрелите его. Он не должен уйти от ответа.
От одной мысли о том, что мне предстоит, я побледнел:
— Холмс, я клялся беречь и защищать жизни людей, а не наоборот. Вы просите меня совершить убийство.
— Не убийство, Уотсон, а казнь, — твёрдо возразил Холмс. — Вы сами слышали, Родригес признался в своих преступлениях. Если мы дадим ему уйти, на вашей совести останутся жизни несчастных женщин. В Скотленд-Ярде скажете, что пытались меня спасти. Полиции известно, что он убийца, так что вам нечего опасаться тюрьмы.
Я замолчал, не зная, как ещё убедить Холмса. Нащупав рукоять револьвера в кармане, я содрогнулся при мысли о том, что вот-вот произойдёт.
Холмс закатал рукава рубахи и повернулся к Родригесу:
— Ну так что же? Вы выбрали оружие, убийца беззащитных женщин?
— Estupendo![21] — осклабился испанец. — А у вас крепкие нервы, сеньор Холмс. Мне даже немного жаль, что придётся вас убить. — Он снял со стены пару сабель и бросил одну оппоненту.
Холмс поймал клинок на лету за эфес и взвесил в руке.
— Прекрасное оружие. Великолепно сбалансировано, — заметил он.
— Лучшая толедская сталь, мистер Холмс, — ответил Родригес.
Испанец оттолкнул ногой в сторону медвежью шкуру, а я сдвинул мебель, освобождая место. Родригес несколько раз рубанул воздух и принялся разминать ноги.
— Ради всего святого, Холмс, умоляю… — предпринял я последнюю попытку остановить безумие.
— Jacta est alea, Уотсон, — улыбнулся мне друг, сжав губы. — Жребий брошен.
— К бою! — крикнул Родригес и встал в стойку.
Холмс последовал его примеру. Отсалютовав противнику, он повернулся ко мне:
— Начинаем по вашей команде, Уотсон.
Я был в ужасе. Мне предстояло дать сигнал к началу дуэли, у которой могло быть только два исхода, причём оба кошмарные. В одном случае моему другу предстояло погибнуть, а мне лишить человека жизни, а в другом — мы с Холмсом оказывались виновными в убийстве высокопоставленного иностранного дипломата.
Вытащив дрожащей рукой из кармана платок, я произнёс севшим голосом:
— Когда он упадёт, джентльмены, начинайте. — С этими словами я разжал пальцы и быстро отошёл назад.
Противники немедленно с яростью набросились друг на друга. Я знал, что Холмс в годы студенчества был лучшим фехтовальщиком во всём университете, но с той поры утекло немало воды, тогда как Родригес вплоть до недавнего времени, будучи кавалерийским офицером, ежедневно упражнялся в обращении с саблей. Кроме того, испанец был моложе Холмса. Мой друг бросился в отчаянную атаку, намереваясь как можно быстрее прикончить соперника, заставив испанца некоторое время отступать. Убийца, однако,
