Признаться, я уже не в первый раз вылезаю через окно, а потом спускаюсь вниз по водосточной трубе. Помните, как женоубийца Блейк пробрался ко мне в комнату и разрядил револьвер в мою постель? Я знал, что он явится ко мне, поэтому спустился по трубе и обезвредил Блейка, напав сзади. Бедолага подумал, что я привидение.
— Как же такое забудешь, Холмс. Если мне не изменяет память, миссис Хадсон была крайне недовольна тем, что ей пришлось менять подушки и матрас. Кстати, о нашей домохозяйке. Я так понимаю, вы ещё не пытались её выследить?
— Пока нет, — промычал Холмс, стирая жёлтую краску с зубов. — Впрочем, смею вас заверить, что в следующий раз, когда она отправится вечером на прогулку, я непременно составлю ей компанию.
Холмс, как обычно, сдержал слово. Через два дня он вернулся поздней ночью мрачен и задумчив.
— Она попала в лапы стада спиритуалистов, — сообщил мне друг, смывая грим.
— Мне всегда казалось, что собирательное существительное, которым обозначают группу спиритуалистов, не «стадо», а какое-то другое. Думаю, от них нашей милой миссис Хадсон не будет никакого вреда, — с облегчением вздохнул я.
— Не разделяю вашего оптимизма, — покачал головой мой друг. — Всем верховодит некая мадам ля Конт — самая безжалостная из всех женщин, что мне доводилось встречать. У неё железная воля. О да, поверьте, она может быть весьма убедительной. Спектакли, что устраивает она для своей паствы, производят очень сильное впечатление. Ля Конт обосновалась в маленькой частной церкви на Эджвар-роуд и регулярно собирает аншлаг. К ней постоянно стоит очередь, я едва сумел попасть на сеанс.
— Насколько я могу судить, вы достаточно скептически относитесь к спиритуализму?
— Уотсон, я не верю в привидений. Думаю, не ошибусь, если скажу, что все медиумы, которых проверяли учёные, оказались на самом деле шарлатанами.
— Простите, но я могу назвать множество авторитетных людей, в том числе и учёных, которые верят в существование духов, — возразил я.
— Мой дорогой друг, — снисходительно улыбнулся Холмс, — на свете есть немало людей, полагающих, что Земля плоская, но это не делает её таковой.
— Хорошо, расскажите тогда, что вас так поразило в спиритическом сеансе мадам ля Конт, который вы изволили назвать спектаклем?
— Помимо всего прочего, она, погрузившись в транс, исторгла из своего тела эктоплазму.
— Эктоплазму? Если не ошибаюсь, это субстанция, из которой состоят привидения?
— Совершенно верно, Уотсон, — кивнул Холмс.
— Я уверен, что мне доводилось где-то читать, будто эктоплазма даже имеет вес.
— Я тоже слышал нечто подобное. Также про эктоплазму говорят, что она боится света: при ярком освещении она исчезает. Очень удобно, вы не находите?
— Но ведь есть неоспоримые доказательства существования сверхъестественных явлений! Что вы скажете насчёт фотографий привидений?
— За все фотографии не ручаюсь, — пожал плечами Холмс, — однако я уверен, что большинство из них либо подделка, либо случайность — результат многократной экспозиции. Я верю только в то, что могу потрогать, услышать, попробовать на вкус… Ни один из органов моих чувств ни разу не зафиксировал присутствие привидений.
— Некоторые люди более восприимчивы, нежели другие, — возразил я.
— Скажите. Уотсон, вы сами хотя бы раз видели привидение?
— Нет, но я не считаю, что это даёт мне право отрицать их существование. Я широко смотрю на подобные вещи.
— В таком случае, старина, — хмыкнул Холмс, — в следующий раз, когда я отправлюсь наблюдать за миссис Хадсон, вам непременно следует пойти со мной. Я загримирую вас так, что даже родная мать не узнает!
Признаться, предложение Холмса меня очень заинтриговало. Во-первых, мне ещё ни разу в жизни не доводилось бывать на спиритическом сеансе, а во-вторых, мне было интересно, в кого меня превратит великий сыщик посредством грима.
— Прекрасная идея, дружище! — воскликнул я и, немного подумав, спросил: — А зачем нам следить за миссис Хадсон? Вы ведь уже выяснили, где она пропадает вечерами.
— Мне кажется, Уотсон, что у спиритуалистов на неё далеко идущие планы. Её, как и нескольких других обращённых, готовят к чему-то необычному. Ходят разговоры о том, что вскоре состоится некая особая встреча. Миссис Хадсон — одна из немногих приглашённых.
— И когда следующий сеанс у мадам ля Конт? — спросил я.
— В четверг, в восемь.
— Буду с нетерпением ждать, — заверил я.
В четверг вечером я сидел за туалетным столиком Холмса и с изумлением глядел на своё отражение в зеркале. Мой друг ещё раз доказал, что является непревзойдённым гримёром, наклеив мне бачки и водрузив на нос очки в черепаховой оправе. За щёки он сунул мне тряпичные валики, а волосы присыпал белой пудрой, отчего теперь я выглядел лет на десять старше. Иллюзию довершали красные щёки и нос. Я вздохнул, потрясённый до глубины души, — я не узнавал сам себя. Можно было быть совершенно спокойным — наша домовладелица ни за что меня не разоблачит.
Мы вышли из дому через десять минут после миссис Хадсон и, остановив кэб, велели отвезти нас на Эджвар-роуд. Уже на подъездах к церкви стало ясно, что намечается ещё один аншлаг: к зданию выстроилась достаточно длинная очередь. Холмс отпустил кучера, и мы пристроились в хвост. Глянув на друга, который ковылял за мной, словно Квазимодо из Нотр-Дама, я едва сумел сдержать смешок.
Где-то впереди, почти у самого входа, я приметил миссис Хадсон в чёрной шляпке с пером и в пальто такого же цвета с лисьим воротником.
Через некоторое время мы оказались в вестибюле, где нас встретил худой угрюмый господин в длинном фраке, протянувший нам блюдо для пожертвований. Несмотря на то, что формально на сеанс пускали бесплатно, все без исключения кидали на блюдо по несколько серебряных монет. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, заплатили и мы, после чего проследовали в саму церковь. Внутри царил полумрак, который рассеивали ряды горящих свечей. Мы устроились на скамье и принялись ждать развития событий.
Перед задрапированным багровой материей алтарём на возвышении стоял овальный стол с одной центральной ножкой, а рядом с ним — три стула. Когда в церковь набилась публика, занавес разошёлся, и из-за него в чёрном платье вышла мадам ля Конт. Она оказалась импозантной и высокой, а ступала с такой важностью, будто являлась особой королевской крови. Каштановые волосы были завязаны в узел на затылке. Единственное украшение — маленькое золотое распятие — едва заметно покачивалось на цепочке вокруг шеи. Лицо у мадам ля Конт было резко очерченным, костлявым и неестественно бледным.
Остановившись у стола, она улыбнулась собравшимся.
— Приветствую вас, дорогие друзья, — промолвила мадам ля Конт с едва заметным акцентом. — Позвольте представить двух моих помощников, Франсуа и Анри.
По её сигналу из-за занавеса вышли двое смуглых мужчин в вечерних костюмах. На одном из них поверх костюма был широкий чёрный плащ. Подручные сели по левую и правую руку от женщины. Сама француженка продолжала стоять.
— Я чувствую, что сегодня сеанс пройдёт успешно, — произнесла мадам ля Конт. — Эфир преисполнен энергии. Я уверена, что мы не останемся разочарованными.
После этого началась череда вопросов и ответов приблизительно следующего содержания. «Имя Хорас кому-нибудь что-нибудь говорит?» — провозглашала мадам ля Конт. «Да, — раздавался из толпы женский голос, — это мой покойный муж. Он умер два года назад». После этого мадам ля Конт передавала несчастной послание с того света, преисполненное слов любви и надежды. Так шло время. Дело дошло даже до того, что француженка, среди прочего, передала плачущей хозяйке сообщение от её верного спаниеля по кличке Пират. Я уже начал ёрзать на месте от скуки, как вдруг мадам ля Конт воскликнула:
— Я ощущаю эфирные возмущения! Среди нас затесался неверующий!
Люди стали переглядываться. Я бросил взгляд на Холмса, но мой друг бесстрастно смотрел вперёд.
