Перечитав сообщение, думаю: «Боже, как бы хотелось и самому верить в написанную хрень!» Затем нажимаю кнопку «Отправить немедленно» и иду спать.
Лиззи уже пристроилась на своей половине кровати, перечитывает старый журнал. Сажусь в кровати рядом с женой. Я прижал ее к себе, но жена тотчас же отпрянула.
— Нед… не надо.
Повисает неловкое молчание.
— Уже почти три недели, — тихо замечаю я.
— Это правда, — едва слышно шепчет Лиззи. — Но доктор сказал, что может пройти больше двадцати одного дня, прежде чем…
— Хорошо, я не собираюсь тебя заставлять….
— Знаю, что не собираешься. И я хочу, скоро я буду… Но просто не…
— Ну хорошо, хорошо, — я глажу волосы Лиззи. — Не нужно спешить. Но ты готова… гм…
— Да. — холодно произносит она.
Очередной момент напряженной тишины, которую нам не так-то просто нарушить. В последнее время моменты неловкого молчания слишком участились. И причина в том одна: выкидыш, случившийся у Лиззи три недели тому назад.
Беременность оказалась чистейшей случайностью, «технической неполадкой», к которой, как впоследствии выяснилось, предрасполагал микроскопический разрыв в диафрагме Лиззи. Известие о том, что нам предстоит стать родителями, подействовало подобно разряду в две тысячи вольт. Пережив первоначальное потрясение, Лиззи пришла в восторг. Но когда в экспресс-тесте на беременность показалась нежно-розовая полоска, я побелел.
«Успокойся, милый, — отреагировала любимая. — Мы так и так когда-нибудь собирались завести ребенка. Так что природа сама распорядилась ускорить воплощение замыслов».
«Природа здесь ни при чем», — мрачно произнес я.
«Ты что, не рад ребенку?» — Жена машинально прикрыла живот.
«Конечно же, я хочу детей, — солгал я. — Просто… ну, в общем, сейчас же не самый подходящий период, верно? Особенно при таком стрессе на работе, которому мы с тобой подвержены».
««Подходящее время» так и не настанет. Обязательно будут крайние сроки принятия решений, намеченные сделки. Такова жизнь. Согласна, малыш может немного усложнить существование, но лучше ребенка у нас ничего не будет!»
«Конечно же, ты права».
Лиззи убрала ладонь и заботливо взглянула на меня:
«Мне было бы приятней, если бы ты обрадовался…»
«Мне тоже было бы приятней».
Примерно восемь недель после этого я убеждал себя: необходимо успокоиться, принять ситуацию. Лиззи права: ребенок — лучшее в нашей жизни. Ведь в конечном итоге жена — лучшее в моей.
Но однажды в офис позвонили. Джина. Ее интонации меня напугали.
«Нед, ты только успокойся…» — начала подруга жены.
И я тотчас же заволновался:
«Что случилось с Лиззи?»
«С ней всё будет замечательно. Но ее необходимо срочно переправить в городскую больницу, началось сильное кровотечение…»
Я нервно сглотнул:
«Что с ребенком?»
«Нед, мне тяжело тебе говорить…»
Через пятнадцать минут я уже был в городской больнице Нью-Йорка. Дежурный травматолог сообщил: тотчас после выкидыша Лиззи отправили в хирургическое отделение для срочной дилатации и кюретажа.
«После операции она будет очень слаба, к тому же — подавлена, отчасти из-за потери ребенка. Но, насколько я могу судить, выкидыш произошел довольно быстро, так что не вижу причин, способных воспрепятствовать повторному деторождению».
Прежде чем разрешили увидеться с женой, прошло более трех часов. Лиззи лежала пристегнутой к больничной койке, под капельницей, с пепельно-серым от потери крови лицом.
Поразил взгляд. Обращенный внутрь, потрясенный.
Я сел рядом, крепко сжал ладонь любимой.
«Надеюсь, тебе стало легче», — тихо произнесла жена.
Меня будто ударили по лицу: «Ты же знаешь, что это — неправда».
Внезапно Лиззи приникла ко мне, уткнулась подмышку, затряслась от безудержных рыданий. Пока не утихли слезы, держал ее в объятиях.
«В следующий раз всё будет хорошо», — успокаивал я.
«Не хочу говорить об этом», — ответила Лиззи.
Простит ли она меня хоть когда-нибудь?
Глава четвертая
Сегодня утром шеф назначил мне встречу, на которую я опоздал, потому что сначала играл в теннис, а потом попал в жуткую пробку.
Чак Занусси сидит за столиком в углу, откуда открывается вид на нишу в стене. Любой, заглянув в «Пикок Эллей Ресторан», немедленно заметил бы Чакки. Потому что при росте в шесть футов три дюйма и весе в двести семьдесят килограммов, с тройным подбородком, двумя медвежьими лапищами вместо рук и пузом, как у сумоиста, парень привлекает внимание, точно горный массив на равнине.
Подойдя к столику, замечаю стоящую перед Чаком тарелку, на которой возвышается горка дымящихся блинчиков. Еда плавает в лужице кленового сиропа.
— Извини, чуть-чуть опоздал, — завожу я, — гребаное движение на магистрали просто….
Чак многозначительно откашливается и смущенно указывает кивком на другую сторону столика, где в глубине алькова сидит мужчина примерно тридцати лет. Высокий, тощий, как рельса, с прилизанными угольно-черными волосами, одетый в ладно скроенный матово-серый костюм, белую, с широким воротом, рубаху и скромный галстук в горошек. Явный «еврик».
— Извините-извините, — всё так же запыхавшись, произношу я, — не знал, что…
Европарень с отсутствующим видом пожимает плечами, затем одаривает приторной улыбкой. Чак говорит:
— Познакомься с Клаусом Креплином.
— Весьма наслышан о вас, — произносит Клаус на чудовищно правильном английском.
— В самом деле? — недоуменно спрашиваю я, покосившись в сторону босса; в молниеносном взгляде читается вопрос: «А это что еще за козырной?»
— Разумеется, я наслышан о Неде Аллене. — Жестом Креплин предлагает сесть. — Спросите любого в «Компу-Уорлде», кто здесь лидер продаж по региону, как зовут чародея рекламы — и назовут ваше имя.
— Э-э… хм… приятно слышать. — Проскальзываю в кресло и вновь недоуменно гляжу на Чака. Но тот, не отрываясь, рассматривает тарелку с блинчиками. А Креплин продолжает:
— Естественно, наша компания всегда готова поддержать дарование…
При словах «наша компания» сердечко заколотилось.
— И мы уверены: высшие… о, простите, я плохо говорю по-английски, я имел в виду, «лучшие», должны быть вознаграждены. Например, Вы.
