нашему столику, держа в руках поднос. Креплин внимательно смотрит на девушку.
— И конечно же, обворожительная атмосфера, вы не находите?
Официантка ставит поднос, на котором — глыба льда и пара миниатюрных подставочек искусного дизайна из нержавеющей стали. На каждой — шесть стопок, до краев наполненных чистой влагой. Девушка ставит перед нами по одной.
— Полагаю, вы не против, — замечает Креплин, — я позволил себе заказать от нашего с вами имени.
— По шесть рюмок водки? — удивляюсь я.
— Эксклюзивная дегустация. Разумеется, под икру, — поясняет Креплин, и официантка ставит между нами ком льда. Внутри покоится тяжелая вазочка с белужьей икрой.
Стоимость угощения даже страшно представить.
Креплин снимает с подставки первую рюмку. Следую примеру босса.
— Прозит! — чокается Креплин о мой стаканчик и в один присест осушает собственный.
Выпиваю водку, ледяная жидкость действует на пищевод, как анестетик, успокоительная сила которого незамедлительно дает себя почувствовать.
— Полагаю, выпивка пошла вам на пользу, — замечает Креплин.
— Выдался непростой день, — поясняю я. — Но думаю, вам уже известно о сегодняшних событиях, не так ли?
— Слышал, вы ввязались в опасную и рискованную игру. Сможете найти выход из ситуации?
— Вне всяких сомнений, — заверяю я.
— Тогда давайте выпьем за это радостное известие, — предлагает Креплин.
Поднимаем по второй стопке. Цок. Как там говорят в России? «Между первой и второй…»
— Знаете, отчего у меня возникло предчувствие, что мы сработаемся? — начинает разговор Креплин, намазывая на блины ложку икры и молниеносно поглощая закуску. — Потому, что при первой встрече вы держались со мной холодновато. Слегка вызывающе. Мне нравится подобный стиль — лояльный сотрудник, отличный начальник для своих людей — о, простите, — лидер для коллег, как вы сказали, но не поддакивающий бездумно начальству. Люди, способные сочетать преданность корпорации с независимостью воззрений, вызывают мое уважение. В отличие от Чака Занусси.
— Чак — отличный парень.
— Хотите узнать мое мнение о вашем руководителе? Слишком жирный. До смерти меня боится. Страх — одна из причин, по которой я его презираю. Вдобавок телесная полнота указывает на абсолютное отсутствие дисциплинированности.
— Возможно, Занусси злоупотребляет пончиками, но своим успехом журнал обязан Чаку. Превосходный редактор, до тонкостей разбирается в компьютерном бизнесе.
— Эдвард, я потрясен. Такая преданность по отношению к человеку, не далее как час тому назад угрожавшему уволить вас, если не разрешите проблему с «Джи-Би-Эс»…
— Откуда вы знаете о кризисе?
— Ну, это же я приказал Чаку Занусси уволить вас, если не сможете решить проблему.
— Благодарю.
Креплин издает сдавленный смешок:
— Экзамен. Знаю, вы его выдержите. С блеском. А значит, Занусси не сможет вас уволить, верно?
«Фил, звони».
— Нет, Клаус. Не сможет.
— Превосходно. Ибо когда трудности, а заодно и Рождество окончатся, я уволю Чака. Лично.
Дотрагиваюсь до третьей стопки и пытаюсь изобразить спокойствие:
— Вы это серьезно?
— Серьезно настолько, что мне уже известно имя преемника Чака.
— И кто же счастливчик?
— Вы.
— Быть не может…
— Решение уже принято. Как только наступает второе января, то вы, если не возражаете, становитесь новым редактором «Компу-Уорлда».
Машинально поднимаю стаканчик с водкой и выпиваю до дна.
— Э-э… спасибо.
Глава шестая
На шестой стопке я сказал:
— Я волнуюсь. Чувствую испуг.
— Волнение и страх объяснимы, — ответил Креплин, — вполне естественная человеческая реакция на любые существенные карьерные достижения.
— Чак — мой начальник.
— А я командую Чаком. А Дитрих Зандерлинг — мной. Держатели акций, в свою очередь, управляют герром Зандерлингом. Каждому приходится отчитываться перед другими.
Мы покончили с ужином и бутылкой «Каберне-Савиньон» за пятьдесят пять долларов, и Креплин вновь перешел к делу.
— Вы не разу не спросили о деньгах. Почему? — начал немец.
— Вы ели.
— Весьма деликатно с вашей стороны. Вас интересует сумма, о которой идет речь?
— Естественно.
Креплин тихонько хохотнул:
— Ну, оклад весьма привлекателен. Основная ставка — сто пятьдесят тысяч в год, но сумму следует удвоить: подразумеваются и выплаты от акционерного капитала, и бонусы.
Нервно сглатываю.
— Разумеется, помимо стандартных корпоративных премий и полной медицинской страховки вам предоставят личный автомобиль выбранной вами марки стоимостью до, скажем, пятидесяти тысяч. Все гаражные расходы возьмем на себя. Если вы состоите в спортивном клубе… Вы, кажется, играете в теннис?
— Вы потрудились над сбором данных.
— Естественно. Как бы там ни было, расходы на теннисный клуб также компенсируются. Компании нравится, когда руководство… — как это у вас говорится? — держит форму.
Креплин попросил счет, затем произнес:
— Ну так как, вы согласны с условиями оплаты труда?
Мне подфартило. Я выиграл в лотерею. Сорвал банк. Ну, не совсем… но, черт побери, триста штук в год? Просто дыхание перехватывает. Вот-вот попаду в премьер-лигу…
— Клаус, я, разумеется, согласен, — и тут же, не договорив, подумал: «Но возненавижу себя, потому что придется предать Чака».
Поскольку шел чересчур густой снегопад, не благоприятствовавший походу в Сохо, Креплин настоял, чтобы я проводил его до номера в «Вордорф Тауэре», пропустить на ночь по стаканчику. Когда такси выехало в центр города, немец посмотрел мне в глаза:
— Должен попросить вас о некотором одолжении.
— Конечно, Клаус.
— Боюсь, речь идет даже не о просьбе. Скорее, о приказе. Он таков: ни с кем не обсуждать полученное предложение о работе.
— Я так и предполагал.
— «Ни с кем» означает запрет даже на обсуждение с женой.
