– Не сегодня, не сейчас. Мне нужен разведчик, а не воин. Я посылаю тебя, Лебедушка.
Хизи выпустила богиню-лебедя сквозь границу между мирами; теперь она видела мир ее глазами.
Перкар нетерпеливо дожидался, пока Хизи с застывшим взглядом продолжала бить в барабан. Она явно отсутствовала, хоть ее тело и оставалось на прежнем месте, и это вызвало у Перкара смутное болезненное чувство – может быть, потаенное воспоминание о его собственном пребывании в потустороннем мире.
– Я все еще в себе не уверен, – сказал он Харке, чтобы заполнить чем-то время ожидания. – Я все еще не знаю, что случится, если мне вновь придется сражаться.
«Все будет хорошо, – ответил меч. – Ты на самом деле храбрее, чем думаешь».
– Я чуть не отступил перед быком. Если бы не Хизи, мы все погибли бы.
«Это так и было бы, независимо от того, отступил бы ты или нет. Учись на своих ошибках, а не переживай их снова и снова».
– Ошибка – это какое-то действие, которое ты совершаешь, а потом узнаешь, что поступил неправильно. С быком все было иначе. Я просто боялся. Я не вызывал в себе страх намеренно.
«Бывало, что ты и раньше боялся».
– Это другое дело.
«Я знаю. Но храбрость существует только вместе со страхом. Чем больший страх ты преодолел, тем больше смелости проявил. Бесстрашие – просто другое название глупости».
– Разве никто, кому ты принадлежал, не был бесстрашен?
«Конечно, был. И был при этом туп, как чурбан».
– Как его звали?
«Одного из них звали Перкар».
Перкар недовольно нахмурил брови и прекратил разговор с мечом. Вместо этого он принялся собирать сучья можжевельника и горной сосны: ночь наступит раньше, чем Хизи закончит разведку, а на такой высоте ночи холодные.
К тому времени, когда барабанный бой прекратился, искры костра уже танцевали в воздухе; от яркого заката осталась лишь светлая полоса за западными горами.
Хизи потрясла головой, словно просыпаясь и впервые увидев Перкара и все вокруг.
– Как холодно, – вздохнула она.
– Иди поближе к костру, пусть богиня огня согреет тебя, – позвал Перкар.
Хизи кивнула, подняла свой барабан, села у костра напротив Перкара и принялась растирать замерзшие руки. Перкар сдерживал нетерпение, понимая, что она заговорит, когда будет к этому готова. Наконец Хизи сказала:
– Там, впереди, умирают люди. Мне очень жаль, Перкар. Холодные пальцы ночи словно сжали сердце юноши.
– Много их?
– Думаю, много. Во всяком случае, больше пяти десятков, больше, чем я сумела сосчитать. Сражение прекратилось, когда настала ночь, но мне кажется, утром оно снова начнется.
Губы Перкара сжались в тонкую линию.
– Среди них может быть мой отец, – прошептал он. – Или брат.
– Мне так жаль их…
Перкар понял, что это не только слова – глаза Хизи были влажными.
– Там, где я была, трудно плакать, – сказала девочка. – Я все чувствую иначе, все кажется мне каким- то бесцветным. Но теперь… – Ее худые плечи начали сотрясаться. – Они ведь умирают. Стрелы вонзаются в тела, мечи оставляют ужасные раны… – Хизи всхлипнула и умолкла, вытирая глаза. – Перкар… – начала она, но в этот момент юноша неуклюже поднялся и обошел костер, чувствуя себя полным идиотом. Он сел рядом с Хизи и привлек ее к себе, ожидая, что сейчас она окаменеет, и боясь этого.
Ничего такого не случилось. Хизи прильнула к Перкару, прижалась головой к его груди и тихо заплакала. Ее слезы оказались заразительны, и соленые капли потекли из глаз юноши. Не думая о том, что делает, Перкар стал укачивать Хизи и гладить ее густые темные волосы.
Когда через некоторое время ему пришлось подняться, чтобы подбросить в костер веток, он сам удивился тому, как неохотно выпустил Хизи. Вернувшись, он снова ощутил смущение и неуверенность: следует ли ему снова обнять ее или нет? Наконец он осторожно потянулся к ней.
– Теперь уже со мной все в порядке, – сказала Хизи, и Перкар смущенно отдернул руку; несколько секунд они сидели в неуютном молчании. – Я имею в виду, – начала Хизи, – что ты не должен меня жалеть.
Перкар фыркнул:
– Ты знаешь меня уже достаточно хорошо, чтобы понимать: я жалею только самого себя.
– Я этому не верю, – возразила Хизи. – Нгангата говорит, что ты переживаешь за весь мир.
– Нгангата самый добрый человек из всех, кого я знаю. Он мне льстит, хотя и не стесняется обычно перечислять мои грехи, особенно себялюбие, как, кстати, и ты.
– Мне очень жаль, – сказала Хизи.
Перкар удивленно взглянул на нее:
