возражаешь, я для начала настрою свою воздушную скрипку.
— Скажи хотя бы, что именно ты ему сделал?
— Полиция нашла тазер? — спросил Уин.
— Да.
— Где?
— То есть как это — где? Рядом с телом.
— Рядом? Ясно. Выходит, хоть на что-то он еще был способен.
Молчание. Майрон потянулся к холодильнику и достал банку своего любимого шоколадного напитка. На телевизионном экране трепетал логотип группы «Голубой луч».
— Как это Кайл выразился? — протянул Уин, согревая бокал с коньяком в ладонях. Щеки у него горели. — Ах да. Ну так вот, какое-то время он будет мочиться кровью. Может, сломано ребро или два. Впрочем, в конце концов на ноги он встанет.
— Но не скажет ни слова.
— Ни в коем случае. Никому и никогда.
— Жуткий ты тип. — Майрон опустился в кресло.
— Просто не люблю хвастать, — возразил Уин.
— И все же умным этот шаг не назовешь.
— Ответ неправильный. Шаг был очень умный.
— Почему это?
— Тебе следует запомнить три вещи. Первая. — Уин загнул палец. — Я никогда не обижаю ни в чем не повинных — только тех, кто этого более всего заслуживает. Кайл подпадает под данную категорию. Второе. — Очередной загнутый палец. — Я поступаю так в наших интересах. Чем больше страха я внушаю людям, тем нам спокойнее.
— Потому-то ты не возражал, чтобы уличные видеокамеры зафиксировали твое появление, — с трудом подавил улыбку Майрон. — Тебе надо, чтобы все знали, что это был ты.
— Повторяю, хвастать не люблю, но ты прав — да, хотел. И третье. — Уин снова загнул палец. — Я всегда поступаю так, руководствуясь чем угодно, только не чувством мести.
— Например, чувством справедливости?
— Например, желанием получить информацию. — Уин взял пульт и направил его на телевизор. — Кайл любезно предоставил мне все вчерашние записи с видеокамер. И почти весь день я просматривал их, надеясь отыскать Китти и Брэда Болитар.
Ничего себе. Майрон повернулся к телевизору.
— Ну и?..
— Еще не закончил, — сказал Уин, — но пока ничего хорошего.
— А поподробнее нельзя?
— К чему слова, сейчас сам все увидишь. — Уин плеснул коньяку в другой бокал и предложил Майрону. Тот отмахнулся. Уин пожал плечами, поставил бокал рядом с Майроном и нажал на кнопку пуска. Изображение логотипа исчезло, и на экране появилось женское лицо. Уин остановил показ.
— Здесь самое четкое ее изображение.
Майрон наклонился к экрану. Его всегда поражало, отчего камеры видеонаблюдения устанавливают так высоко, что лиц толком не разглядишь. Не лучший способ понять, кто перед тобой; впрочем, возможно, альтернативы просто нет. Что же касается изображения, в которое вглядывался сейчас Майрон, то оно было несколько размыто и укрупнено. Казалось, кто-то специально развернул камеру под определенным углом. Но так или иначе сомнений относительно того, кого запечатлела камера, не оставалось.
— Ладно, — сказал Майрон, — теперь мы знаем, что это Китти. А как насчет Брэда?
— Никаких следов.
— Тогда, — используя твое выражение, — что значит «ничего хорошего»?
Уин задумался.
— Да, пожалуй, «ничего хорошего» это не самое точное определение.
— А какое самое?
Уин постучал по подбородку указательным пальцем.
— Плохо, по-настоящему плохо.
Майрон почувствовал холодок в груди и снова повернулся к экрану. Уин нажал еще на одну кнопку на пульте. Камера переместилась.
— Китти вошла в клуб в половине одиннадцатого вечера вместе с еще десятком людей. Если угодно, всех их можно назвать свитой Лекса.
Вот она, в бирюзовой кофточке, лицо бледное. Такие камеры, как эта, включаются через каждые две- три секунды, так что кадры набегают один на другой, напоминая блокнотную анимацию или старые съемки спортивных подвигов Бейба Рута.[21]
— Этот снимок сделан в комнатке рядом с вип-залом в десять сорок семь.
Незадолго до их с Эсперансой появления, подумал Майрон. Уин ускорил перемотку пленки и остановился на кадре, также снятом с верхней точки. Лицо Китти разглядеть было трудно. Рядом с ней стояли еще одна женщина и какой-то длинноволосый, с конским хвостом, малый. Майрону они не были знакомы. Малый с конским хвостом что-то держал в руках. Похоже на веревку. Уин нажал на кнопку, и участники маленькой мизансцены пришли в движение. Китти вытянула руку. Конский Хвост наклонился и обмотал вокруг двуглавой мышцы эту — нет, не веревку… — потом туго затянул, постучал по руке и вынул гиподермическую иглу. При виде того, как Конский Хвост привычным, судя по всему, движением вводит иглу в вену, надавливает на плунжер, а затем развязывает жгут, у Майрона замерло сердце.
— Ничего себе, — пробормотал он. — Нечто новое, даже для нее.
— Да, — кивнул Уин, — от кокаина к героину. Производит впечатление.
Майрон покачал головой. Он должен бы быть шокирован, но, увы, этого не скажешь. Он подумал о фотографиях, выложенных на «Фейсбуке», о широких улыбках, семейных путешествиях. Он ошибался, все не так. Это была не жизнь. Это была ложь.
— Майрон?
— Да?
— Это еще не самое худшее, — сказал Уин.
Майрон молча посмотрел на старого друга.
— Предупреждаю, зрелище тяжелое.
Уин не был склонен к преувеличениям. Майрон повернулся к телевизору в ожидании, пока Уин нажмет нужную кнопку. Не глядя, он опустил банку с напитком на подставку и протянул руку. Уин уже держал наготове загодя налитый бокал с коньяком. На сей раз Майрон взял его, сделал глоток, закрыл глаза, почувствовал, как ему обожгло горло.
— Четырнадцать минут я прокручиваю, — сказал Уин. — Прикидываю, что прошло перед тем, как ты увидел ее в вип-зале.
Только теперь Уин нажал на кнопку. Место действия и ракурс изображения те же — соседняя комнатка, вид сверху. Только на сей раз в ней всего двое: Китти и длинноволосый. Они разговаривают. Майрон искоса посмотрел на Уина. Лицо его, как обычно, оставалось бесстрастным. На экране Конский Хвост запустил пальцы в волосы Китти. Майрон молча наблюдал за происходящим. Китти начала целовать мужчину в шею, постепенно спускаясь ниже. К груди, расстегивая рубашку, пока ее голова не исчезла из кадра. Мужчина откинулся назад. На лице его появилась улыбка.
— Выключай, — сказал Майрон.
Уин потянулся к пульту. Экран потух. Майрон закрыл глаза. Его разрывала глубокая тоска, смешанная с полыхающей яростью. В висках стучало. Он уронил голову на ладони. Уин склонился над ним, положив руку на плечо, и стоял рядом, не произнося ни слова. Несколько мгновений спустя Майрон открыл глаза и выпрямился.
— Мы отыщем ее, — сказал он. — Отыщем, чего бы нам это ни стоило.
— О Лексе по-прежнему ни слуху ни духу, — сказала Эсперанса.
После очередной почти бессонной ночи Майрон сидел у себя в кабинете за столом. Болело все тело. В
