На
А что, интересно, подумал Егоров, сочинила бы дочь деда Буцыло? Скорее всего, предложи он это ей, она бы послала его куда подальше. Но почему-то Егорову казалось, что единственно правильное (невозможное) будущее России без ее стихотворения смоделировать не получится. Сеть на то и сеть, продолжил мысль Егоров, чтобы ловить в нее не только тех, кто хочет, но и тех, кто не хочет. Он не сомневался, что Совет Сети примет деда в БТ.
Через пару недель дочь-финансистка сказала Егорову, что он гений, одарила его пухлым конвертом.
На сей раз она была без бриллиантов и, похоже, приехала на метро и одна. Одета миллиардерша была вызывающе просто. Русоволосая, гибкая, определенно похудевшая со времени их последней встречи, она напоминала типичную городскую женщину из народа — ту самую, работающую на нескольких работах, тянущую семейную лямку, из последних сил удерживающую от перемещения в антимир — депрессию, запой, блядство, оформление кредита под залог квартиры и так далее — неудачника-мужа. В синих глазах миллиардерши вспыхивали и гасли искорки. Егоров вспомнил, что доктор Фрейд считал яркие с искрами глаза признаком двойственности натуры, даже раздвоения личности.
Но эта дама не была его пациенткой, поэтому Егорова мало волновала гипотетическая двойственность ее натуры. Хотя, впрочем, подумал он, как бы ей без этого удалось заработать столько деньжищ? Егоров давно смирился с тем, что любая психологическая коллизия заканчивается тупиком. Да, сегодня дочь Буцыло напоминала женщин, которые одни только и не давали России окончательно пропасть. Но с другой стороны она отнимала у этих самых женщин жизнь, присваивала себе средства, которые должны были идти на детские сады, школы, поликлиники и прочее, что государство должно давать женщинам, рожающим и воспитывающим детей.
Егоров сказал дочери Буцыло, что хотя революционный настрой ее отца в данный момент сместился в эстетическую плоскость, обольщаться не следует. Революция прячется в искусстве, как дьявол в деталях. Ленин проницательно назвал Толстого «зеркалом русской революции». А дьявол, зачем-то добавил Егоров, прячется в зеркале.
«Вот как? — одарила его синим искрящимся, как осыпала сапфирами или ослепила лазером, взглядом изображающая из себя рядовую труженицу богатейка. — А я думала, дьявол прячется в добавленной стоимости на все без исключения товары и услуги, которая идет на содержание чиновничьего аппарата».
Егоров как психиатр отметил, что, выбирая себе роль, она перестраивает под нее сознание, то есть играет с чувством.
«Зарплаты в России сейчас, — продолжила дочь Буцыло с необъяснимым для миллиардерши, но естественным для женщины из народа пафосом, — значительно ниже, чем во многих странах, а цены — неизмеримо выше. В этих ножницах он и прячется. И ими же незаметно перерезает нить, на которой висит власть. Но смена власти, — покачала головой, — это, к сожалению, не изгнание дьявола. Мой отец, — посмотрела на часы, — лет пятьдесят назад опубликовал то ли в „Гранях“, то ли в „Континенте“ статью под названием „Дьявол и революция“. Он не любит о ней вспоминать, считает устаревшей, а по мне так она весьма актуальна».
«Кто главный революционер? — Егоров статью не читал и задал вопрос по наитию: — Христос или дьявол?»
«Два финансовых гаранта внутри одного проекта, — ответила миллиардерша. — Кредит берется при жизни у одного, чтобы сделать счастливой жизнь других, на очень выгодных условиях. Но не получается. Возвращать неподъемную из-за набежавших процентов сумму приходится после смерти на Страшном Суде».
«Как же он распоряжается столь значительным капиталом?» — полюбопытствовал Егоров.
«Закапывает в землю, — ответила финансистка, — сжигает в огне, топит в воде, развеивает по ветру».
«Потому-то у нас… у многих из нас ничего нет», — вздохнул Егоров.
«Кроме счастья, — неожиданно подмигнула ему дочь Буцыло, — или свободы от счастья, что, в принципе, одно и то же».
Уже не рядовую труженицу изображала она из себя, а искушенную политологическую даму, заматеревшую в публичных диспутах о судьбе России. Это было уже не раздвоение, а растроение личности. Электрон, вдруг вспомнил Егоров строчки Ленина, написанные задолго до создания ядерного реактора, столь же неисчерпаем, как и атом.
И на этом, подумал Егоров, процесс деления отнюдь не останавливался.
Он хотел продолжить беседу, спросить, не идет ли речь о некоем сговоре сторон с целью извлечения максимальной прибыли, но миллиардерша заявила, что опаздывает на фитнес. Егоров понял, что мнимая ее простота, как революция в искусстве, а дьявол — в зеркале, в хищно щелкающих ножницах и в добавленной стоимости, прячется в… практичности. В сауне, в бассейне бриллианты только мешают.
Дед Буцыло к этому времени совершенно освоился в Сети БТ. Некоторые его вирши даже поднимались в «топы», то есть в десятку лучших.
Честно говоря, Егорову эти строчки не понравились. Он проголосовал «против». Гораздо больше ему понравился другой стишок деда:
