Юлиус Эвола, Рене Генон и христианство

превосходства светской власти над духовной. Вступление «теократического плана гвельфов» разрушило то, что он полагал обычным положением. Эвола приписывает спор между священством и империей маккиавелизму Церкви, неспособной вынести присутствие власти, превышавшей её собственную.

Эвола также считает, что для объяснения средневекового конфликта гвельфов и гибеллинов[50] нужно вернуться к истокам христианства и его отношениям с Римом. «Внутренний упадок и, в конце концов, политический распад древнего римского мира отмечают провал попытки соразмерить Запад с имперским символом. Вторжение христианства в человеческое мышление с особым типом дуализма, который прочно устанавливал в разуме определённый характер религиозной традиции, привело к значительному прогрессу в процессе разъединения, когда вскоре после вторжения северных рас, средневековая цивилизация вернулась к имперскому символу. Священная Римская Империя была Restauratio[51] и Continuatio[52], окончательный смысл которой состоял в восстановления римского движения, согласно солнечному вселенскому синтезу, что логически подразумевало преодоление христианства и должно было находиться в конфликте с гегемонией, на которую с самого начала претендовала Римская Церковь. Она не могла смириться с тем, что Империя фактически соответствовала высшему принципу, превышавшему то, что представляла собой сама Римская Церковь; это находилось в явном противоречии с евангельскими предпосылками, узурпировавшими и поглотившими права, и стало причиной рождения «теократического плана гвельфов». В следующих фрагментах Эвола перечисляет конкретные случаи, где в репрессивной форме проявился этот «теократический план»: обвинение в ереси, предъявленное папой Григорием IX Ордену Святого Иоанна (1238), приговор архиепископа Риги (1307) Ордену Тевтонских Рыцарей и т.д. «Но именно тамплиеры были главной целью атаки. Разрушение этого Ордена совпало с прерыванием метафизической напряжённости гибеллинов средневековья. Это отправная точка разрыва, «западного упадка».

Позже Эвола признает, что если Гибеллинизм является сверх–традиционным явлением, его «недуалистическая метафизика Империи» также присутствует в самом христианстве, о чём свидетельствует знаменитая фраза апостола Павла: «Ибо не есть власть, если не от Бога», и ещё более актуальный отрывок из Послания к Римлянам: «Посему противящийся власти противится Божию установлению». В этих критериях есть концепция, которая, по крайней мере, допускает существование «духовного могущества», что незаконно осуществляется временными обладателями власти. Это «духовное могущество» представляет собой то, что в мусульманской и восточной традициях известно как Барака [53] и «небесный мандат»[54]. Ритуал «наложения рук», через который передаётся Барака, в точности соответствует ритуалу освящения королей и императоров, который известен христианскому Западу. Но Барака, как и «небесный мандат», может быть потеряно. Духовное могущество утрачивается, если наделённый светской властью не достоин своей роли. В своей инаугурации, равно как и в своей практике, светская власть подчинена духовной власти. Священство имеет первенство над царским достоинством и Эвола, вопреки Генону, вкладывает в нормальный порядок оба могущества. Эти могущества, соответственно, представляют собой гвельфизм и гибеллинизм.

Существует очевидная взаимосвязь между нашими рассуждениями о гибеллинизме и гвельфизме и тем, что было сказано об особенном типе дуализма, введённом христианской традицией в общих рамках традиционной доктрины двух природ. Согласно предложению синтеза двух ветвей, общие различия подразумевают сверхъестественное происхождение; гибеллинизм являлся политическим отражением различительного дуализма, свойственного традиционной ортодоксии. Что касается гвельфизма, он представлял собой политическое отражение сепаративного дуализма, не являвшегося, строго говоря, инакомыслящим по отношению к традиции, однако находящимся в зависимости от циклических условий, в которых христианство должно было реализовать свою экзотерико–социальную миссию.

Между гибеллинизмом и гвельфизмом имелась взаимодополняющая связь (без всякого противопоставления), которую мы определили после того, как было сказано о двух направлениях средневековой традиции: традиционного направления и католического направления. Гибеллинизм — политическое наследие Традиции, сохранившееся в христианстве, и в частности, в учении апостола Павла. Гвельфизм — политический легат христианства, учреждённый в форме Церкви и призванный, прежде всего, к борьбе против попыток узурпации светской власти.

Диалектическое противостояние гибеллинизма и гвельфизма не может быть объяснено ничем иным, кроме другого антагонизма, который противопоставляет в самом центре традиции два могущества, духовную и светскую власть. Кроме различия двух составных элементов, имеющих один исток, любой синтез постулирует первенство одного из двух составных элементов, который каким–то образом возвращает себе аристотелевское выражение, «неподвижный двигатель», принадлежавший другому. Очевидно, что синтез духовной и светской власти является не только отражением, в частности, на политическом уровне, но и более общим синтезом идеалов знания и действия, или, если угодно, неотделимостью традиционных гностических и героических способов доступа к трансцендентному. Знание — совершенный «неподвижный двигатель» действия. Героический способ познания (открытия) высшего мира не может быть осуществлен только лишь посредством гностических методов; в свою очередь, всегда существует опасность каким–нибудь образом поддаться обыкновенной жажде материальной власти. Таким образом, в рамках традиционного синтеза двух могуществ, духовный авторитет имеет, в идеальной перспективе, примат перед светской властью. Если, согласно доктрине гибеллинов, содержавшейся в зачаточном состоянии уже у апостола Павла, светская власть «иcходит от Бога», равно как и власть духовная, они не могут быть связаны друг с другом более, чем сверхъестественным происхождением. Только духовная власть является хранилищем «небесного мандата» в первой степени, прямым и непосредственным способом, который узаконивает роль «неподвижного двигателя» светской власти.

На основе всего этого можно придти к выводу, что только генонианский гибеллинизм является ортодоксальным. Эволианская концепция гибеллинизма — уже результат изменения традиционных стандартов. Мышление Эволы — всегда гибеллинское мышление по мере того, как он признаёт общий сверхъестественный источник двух могуществ и их необходимый синтез. Но это гибеллинское мышление не ортодоксально в той степени, в какой оно принимает традиционный синтез, традиционную иерархию его составных элементов. Неортодоксальный гибеллинский мыслитель Эвола находится по отношению к гвельфизму в той же ситуации, что и современные буржуазные философы по отношению к эгалитаризму. Они критикуют эгалитаризм, в то время как сами диалектически ответственны за недостатки своей экономической элитарности или, в менее худшем случае, социальный дарвинизм. В действительности не сам ортодоксальный гибеллинизм, как полагал Эвола, питал сепаративный дуализм гвельфов. Таким образом, как только была принята традиционная иерархия двух могуществ, светская сила незамедлительно освободилась от духовной власти. Она обрела не только легитимность с тем, чтобы подчеркнуть различное происхождение двух могуществ, но и стала настаивать на необходимости примата духовной власти, дабы возродить среди держав сего мира чувство трансцендентности и способствовать возвращению к стандарту.

Чтобы рассмотреть этот вопрос в историческом плане и оценить значение доктринальных суждений, высказанных ранее великими героями, оставившими свой след в истории средних веков, мы укажем, что ортодоксальный гибеллинизм был возведён на имперский уровень Карлом Великим и в среде французского дворянства, в Сан–Луисе, в то время как Фридрих II, на которого ссылается Эвола, воплощал уже искажённый гибеллинизм. Тот факт, что слово «гибеллин» было несвоевременным и относится именно к эпохе великого швабского императора, не допускает существенных возражений; поэтому необходимо видеть в этом проявление связи, которая, согласно тому же Генону, всегда объединяла манифестацию какого–либо скрытого явления и концепцию его характеризующую. Также слово «цивилизация» появилось в XIX веке, то есть, в эпоху, когда понятие цивилизации было утрачено и начали возникать расовые теории, в которых концепция истинной расы — расы духа, внутренней расы, — признавалась всё меньшим числом индивидов, чаще всего изгоями, — с тех пор, как «микрокосмическая и количественная аналитическая псевдо–наука» заменила собой истинную традиционную науку, «синтетическую,