Спустилась в гостиную, села на диван, щелкнула пультом телевизора. Тут же выплыло на экран пухлощекое капризное лицо известного бывшего депутата, героя почти всех развлекательно-политических шоу. А вот и ведущий программы – шустренький, белобрысенький, и говорок у него такой бойкий, так и сыплет через приятную улыбочку: «…Наш гость, известный российский политик, объявил охоту на эмоции россиян… Внедриться в умы сограждан ему поможет особая система, разработанная некоей маркетинговой группой… Подобного ресурса до сих пор еще не было, хотя и существуют всевозможные психоэмоционально- фонетические программы…»
Да тьфу на вас! Делать больше российским политикам нечего, как охоту на эмоции россиян объявлять! Ну как тут не вспомнишь недавнего лесного знакомца, Петра Петровича, с его теорией вирусно- вожделенного проникновения? Не захочешь, да вспомнишь… Нет, надо переключиться скорее!
Далее тоже ни за одну программу глаз не зацепился. Везде ужимки, прыжки какие-то, громкий искусственный смех за кадром. Пробовала в сериал всмотреться – не поняла ничего. Кто-то за кем-то охотится, и разговор вроде бандитский пошел, потом кадр сменился, и нате вам… Все те же ребята, но в милицейских погонах. Про оборотней сериал, что ли? Или все-таки про бандитов? Нет, даже вникать не хочется. Ну его…
Ужин! Вот она сейчас чем займется. Анна же Николаевна ужин не готовит, завтрак да обед только! И вообще, давно пора с кухонным хозяйством ознакомиться… Да, она же еще чаем хотела Егорушку напоить!
Эк у нее ласково прозвучало в мыслях-то – Егорушка… Как же тебе помочь, милый Егорушка, с Мухой твоей вожделенной? То бишь с Санкт-Петербургской художественной академией имени Штиглица? Не иначе как действенный метод применить – побыть хитрою ночною кукушкою… А что? Говорят, он самый верный метод и есть. Что баба ночью мужику на ухо нашепчет, то он днем и принимает за руководство к действию. Хотя, наверное, на Павла этот метод вряд ли подействует. И откуда он это взял, что всякое решение без исключения должно быть первым, верным, окончательным и обжалованию не подлежащим? Прямо авторитаризм какой-то, ей-богу, махровый и замшелый!
В холодильнике аккурат для ужина котлетки нашлись, в обед не съеденные, осталось разогреть только. Ага, вот и овощи для салата есть. Интересно, Егорушка очень сладкий чай любит или так себе? Наверное, очень сладкий. Все мальчишки в таком нежном возрасте сладкоежки. Так, теперь с подносом наверх, в его комнату…
Стукнула костяшками пальцев в дверь, прислушалась. Тишина. Опять стукнула – снова тишина. Спит, что ли?
Заглянула тихонько. Нет, не спит… Открыл папку с рисунками, теми, что давеча ей показывал, и будто взглядом в них потерялся. И лицо такое отрешенное – хоть пляши перед ним, хоть песни пой, все равно не услышит. Поставила поднос на стол, тронула за плечо, он вздрогнул, поднял на секунду пустые глаза, моргнул коротко. И – раз! – будто где-то внутри лампочка включилась – бледное лицо полыхнуло такой улыбчивой приветливостью, что душа обмерла ей навстречу.
– Простите, я немного задумался… Даже не слышал, как вы вошли! Со мной такое часто бывает, простите.
– Да ладно, я ж понимаю… Вот, ужин тебе принесла. И чай. Ты, наверное, очень сладкий чай любишь, да?
– Не знаю… Мне все равно. Я как-то вообще над жизненными атрибутами не парюсь. Еда – она еда, а питье – оно питье. Проголодался – поел, жажда замучила – попил. И все дела. Не понимаю, зачем вокруг этой простоты люди всяких сложностей наворотили? Как будто ничего интересного на свете больше не существует.
– Ну что ты, Егорушка… Не всех же Бог талантами наделил, некоторым просто радость от вкусовых ощущений досталась, земная, обыденная…
– Как вы меня назвали? Егорушка?!
– Да… А что? Тебе не нравится?
– Да нет… Ничего. Просто меня мама всегда так называла.
– Ой… Я же не знала, прости…
– А чего вы извиняетесь? Наоборот, мне приятно. Отчего ж еще немного Егорушкой не побыть, коли выпала такая везуха? Я ж вижу, что вы… настоящая. От вас искренняя доброта волной идет. Вот как сейчас… Вижу, чувствую…
Потерев одну ладонь о другую, он выставил их перед собой, как заправский экстрасенс, втянул вовнутрь губы, сдвинул брови смешным домиком. Тихо рассмеявшись, она отпрянула стеснительно, махнув рукой:
– Ой, да ну тебя… Ты поешь лучше, а то котлеты остынут, невкусные будут. А еще ты собирался учебники полистать. Завтра экзамен, не забыл?
– Да нет, не забыл. Я вроде и начал, а потом опять туда потянуло… – показал он глазами на папку с рисунками. – Но сейчас буду заниматься, честное слово!
– Ладно, верю. И не стану тебе мешать. Посуду потом вниз отнесешь, хорошо?
– Ага. Отнесу. Спасибо вам! Я и впрямь чую – проголодался…
Повернувшись, она вышла за дверь, тихо прикрыла ее за собой. Спускаясь вниз по лестнице, поймала свое отражение в осколке вделанного в стену зеркала – лицо было совсем обалдевшим. Каким-то очень по- хорошему обалдевшим, будто забывшим принять обычное свое спокойное выражение. Глаза искрились, губы сами собой улыбались, и даже брови были радостно-удивленно вздернуты вверх. Не лицо, а застывшее послевкусие от общения. Все-таки у талантливых людей особая энергетика, вмиг ее в себя втягиваешь…
Из приятной задумчивости ее вывел зов мобильника, оставленного на диване в гостиной. Так бросилась на этот зов, что чуть кубарем не скатилась с лестничных ступенек. Прав, прав Егорушка-то, совсем в ней ничего мадамского нет! По такой гостиной, наверное, с чувством надо гулять, с толком, с расстановкой. А не поспешать сломя голову.
Звонил Павел. Пробурчал недовольно в трубку:
– Ты где, Малина? Я уже пятый раз тебя набираю. Ты не сбежала, надеюсь?
– Нет. Куда мне бежать? Я здесь, тебя жду. А ты скоро?
– Боюсь, что нет… До ночи вряд ли управлюсь. Ты меня не жди, спать ложись. Все, Малина, прости, некогда мне…
Торопливые гудки отбоя полились в ухо, и она лишь коротко вздохнула, пожав плечами. И впрямь, что ли, спать пойти? Рановато, правда, но если учесть, что предыдущая ночь бессонной была… Тем более и заняться особо нечем. Все, спать так спать!
Заснула она мгновенно, как провалилась. Проснулась лишь под утро – от шороха дождя за окном. Сырой воздух волнами вплывал в спальню, баюкал озоновой свежестью, усиливая и без того сонную рассветную негу. Подняла голову от подушки – Павел вот он, рядом лежит… Потянулась невольно разнеженным телом, ткнулась носом в плечо. Где-то на задворках сонного сознания всплыла короткая мысль – хорошо-то как… Хорошо, когда рядом мужское плечо. И тут же снова уснула. Ровно, глубоко, спокойно.
Когда снова открыла глаза, Павла рядом уже не оказалось. В открытую дверь террасы вовсю заглядывал новенький день, омытый ночным дождем. Это сколько же она проспала, интересно?
Потянулась к лежащему на прикроватной тумбочке мобильнику и не успела взять его в руку, как тот подал голос, приветливо мигнув дисплеем – «Павел звонит»…
– Проснулась, Малина? Я ночью тебя будить не стал – слишком уж спала сладко.
– Ага, проснулась… Только что. Лежу и удивляюсь – никогда так много не спала…
– Ну, это уже хорошо! Входишь во вкус, значит. Сон для женской красоты – большое дело. Хотя ты у меня и без того красавица!
– Да уж… Если подкормить, обласкать и дать выспаться, то конечно… А ты опять до ночи уехал, да?
– Нет. Нет, что ты! С делами расправлюсь и к обеду точно буду. И целых два дня потом никуда от тебя не отойду. А то что же мы – все урывками… Будь проклята эта работа, пора и личным счастьем заняться. И вообще – семейную жизнь надо вплотную обозначить… Я во всем четкость и порядок люблю, Малина.
– Да. Я это уже поняла… Приезжай скорее, буду ждать личного счастья.
