Но Старый Моряк уверяет его, продолжает свою ужасную исповедь.
Страшны горящие глаза, Костлявая рука, — 'Постой, не бойся, Брачный Гость! Не умер я пока. Одни, один, всегда один, Один среди зыбей! И нет святых, чтоб о душе Припомнили моей. Он презирает тварей, порожденных затишьем,
Так много молодых людей Лишились бытия: А слизких тварей миллион Живет; а с ними я. И сердится, зачем они живут, когда столько людей погибло.
Гляжу на гниль кишащих вод И отвожу мой взгляд; Гляжу на палубу потом, Там мертвецы лежат. Гляжу на небо и мольбу Пытаюсь возносить, Но раздается страшный звук, Чтоб сердце мне сушить. Когда же веки я сомкну, Зрачков ужасен бой, Небес и вод, небес и вод Лежит на них тяжелый гнет, И трупы под ногой. Но проклятье ему видно в глазах мертвецов.
Холодный пот с лица их льет, Но тленье чуждо им, И взгляд, каким они глядят, Навек неотвратим. Сирот проклятье с высоты Свергает духа в ад; Но, ах! Проклятье мертвых глаз Ужасней во сто крат! Семь дней и семь ночей пред ним Я умереть был рад. Подвижный месяц поднялся И поплыл в синеве: Он тихо плыл, а рядом с ним Одна звезда, иль две. Была в лучах его бела, Как иней, глубина; Но там, где тень от корабля Легла, там искрилась струя Убийственно-красна. При свете месяца он в полной тишине видит божьих тварей.
Где тени не бросал корабль, Я видел змей морских: Они неслись лучам во след, Вставали на дыбы, и свет Был в клочьях снеговых. Где тени не бросал корабль,
