казавшегося бесконечным дня в пыльной душной карете, постоянно трясущейся на ухабах, когда мы внезапно остановились.
Все трое моих конвоиров заметно насторожились. Как же, за все четыре дня пути была только одна незапланированная остановка, я так понял, из-за затора на мосту через реку, чье название так и осталось мне неведомым.
Что происходило снаружи, оставалось непонятным: толстые стекла обоих окон, имеющихся в карете, были запорошены слоем пыли, а звуки, доносившиеся сквозь не менее толстые борта, абсолютно никакой информации не давали.
Да и не прильнешь к стеклу, любое такое мое действие старательно пресекалось.
Но как будто ничего экстраординарного, чьи-то гневные крики, отчитывающие невидимого человека, и его слабые оправдания, которые вообще было трудно разобрать. Я даже не стал питать себя никакой надеждой, слишком уж невероятным казалось чье-то вмешательство со стороны. Наконец, карета снова тронулась, с лиц стражников исчезло выражение легкой тревоги, и я снова ушел в свои невеселые думы.
Почему-то вспомнилось, что Янианну называют Солнышко.
Отчасти я и сам этому поспособствовал, несколько раз назвав ее солнышком при свидетелях. Готома же все величают Великий.
Какой же он великий, с виду заурядный человечишка с непомерными амбициями. Если и есть у него величие, так все оно заключается в размере его носа.
О себе я слышал, что за глаза меня называют Диким, и очень надеюсь, что не за отсутствие манер. Просто был один случай, когда я действительно потерял голову от ярости, но ведь и было от чего. Тогда я…
Вдребезги разлетелось стекло, и на пол кареты упал темный предмет с торчащим из него искрящимся хвостиком.
Бахнуло так, что меня попросту отбросило на спинку сидения. Даже сквозь плотно сжатые веки, которые я все же успел зажмурить, сверкнуло столь сильно, что в глазах поплыли огненные круги.
Следующие несколько минут мне запомнились очень плохо. Кто-то меня подхватил и куда-то понес, затем я почувствовал под собой седло, судорожно ухватившись в его луку. Потом была бешеная скачка, во время которой мне несколько раз по многострадальной голове досталось ветвями деревьев. По-прежнему в глазах плыли ослепительные круги и точки, и я даже не пытался их открыть. А вот слух вернулся раньше, вероятно для того, чтобы мне удалось услышать далеко за спиной несколько взрывов.
Мы сидели у ярко горящего костра. Стояла глубокая ночь, и звезды на небосклоне светили так красиво, что я поневоле залюбовался ими.
— Нам повезло с тем, что конвой двигался не слишком быстро, иначе за ним было бы не угнаться.
Это точно, Горднер, предок 'столыпина' на конной тяге не очень то и разгонишь. Но как вы вообще узнали, что я попался?
— Все произошло на наших глазах, Артуа. Но тогда мы тебе помочь бы ничем не смогли, очень уж их было много.
Вот даже как, а я-то считал, что ты, Эрих, со своими людьми уже далеко-далеко от Варентера, во вражеском тылу.
'Спасибо тебе, Горднер, — думал я, глядя ему в глаза. — Ведь если бы не ты со своими людьми, мне пришлось бы сделать то, на что я уже успел решиться. За все необходимо платить, и особенно за собственную глупость. Но если бы ты знал, как мне не хотелось этого делать'.
Мне кажется, Горднер понял мой взгляд, потому что в его глазах я прочитал следующее:
'Я просто расплачивался с тобой за тот старый должок, когда я и сам считал, что все, окончательно все'.
Глава 7
Этюд на пленэре
— Не откажете в любезности, господин де Койн?
Голос Дарима фер Разиа, родного брата главнокомандующего сухопутными войсками Империи герцога Ониойского звучал так, как будто он попросил передать солонку во время званого обеда.
— Сочту за честь, господин адмирал, — также церемонно откликнулся я, подойдя к гатлингу, установленному на мостике в том месте, где обычно находится фальконет.
Затем, ухватившись за рукоятку, закрутил ею, приводя в движение блок из пяти стволов. Адмирал, нажав на гашетку, плавно повел пулеметом из стороны в сторону. Расстреляв кассету, он сноровисто, как заправский второй номер, сменил ее на полную. Я, убедившись в том, что стрельбы в ближайшее время больше не будет, в очередной раз огляделся по сторонам.
Флагман имперского флота восьмидесятичетырехпушечный трехдечный линкор 'Император Конрад I', на мостике которого мы и находились, прочно застрял на мели.
Корабль стоял почти на ровном киле, так что будь на нем такой прибор как кренометр, вряд ли бы он показывал больше пяти градусов.
По левому борту линкора, на отдалении нескольких лиг, лежал остров, густо поросший растительностью, из которой указующим в небо перстом торчала одинокая скала. Шлюпки, в последнее время курсирующие между островом и 'Императором', уже перевезли экипаж корабля на его берег. У левого борта корабля на невысокой волне лениво колыхался одинокий вельбот, то, на чем мы покинем линкор еще до темноты. Мы — это адмирал фер Разиа, командующий Первым Имперским флотом, барон Огюст фер Торуа, капитан 'Конрада I', я, да те несколько матросов, что оказались гребцами на вельботе.
К подрыву корабля все было готово, только и оставалось, что подпалить фитили. А уничтожить линкор придется, иначе он достанется врагу. Потому что по правому борту, вне досягаемости орудий, стояли на якорях три вражеских фрегата. Они остались, когда основная часть эскадры устремилась в погоню за ушедшими имперскими кораблями. Два из них принадлежали Абдальяру, на третьем фрегате трепыхался трабонский флаг.
И если сейчас, при свете дня, нам удавалось благополучно отбить попытавшийся взять нас на абордаж шлюпочный десант противника, в основном за счет гатлингов, то в ночной мгле сделать это станет невозможно. А враг непременно попытается его захватить. Как же, лишить Империю гордости его военного флота, так удачно оказавшуюся на мели. Будь между нами и врагом достаточно глубины, враг непременно попытался бы сделать это еще днем. Но ее не было, а подойти ближе, рискуя повторить судьбу 'Императора', они не решались.
Две попытки захватить линкор с помощью десанта на шлюпках мы отбили, и недавняя пальба адмирала была лишь предупреждением о том, что мы готовы и к третьей.
Все произошло накануне вечером, когда имперская эскадра из пяти вымпелов, возглавляемая 'Императором Конрадом I', столкнулась с явно превосходящей эскадрой противника. При оказавшемся соотношении сил вступать в бой было глупо, и адмирал принял разумное решение лечь курсом на Гроугент. Тогда-то все и случилось. Линкор уже почти лег на обратный курс, когда у всех нас, находившихся на мостике, палуба стремительно ушла из-под ног. На ногах не устоял никто.
Потом были судорожные попытки снять корабль с мели с помощью заведённого на шлюпках далеко вперед якоря, и самих шлюпок, взявших нас на буксир. Были приближающиеся мачты вражеской эскадры, и наконец, приказ адмирала уходить в Гроугент остальным кораблям. К своей чести адмирал не стал переходить на другой борт, решив разделить судьбу 'Императора Конрада'. Не стал покидать борт 'Императора' и я, после решения адмирала, такое действие выглядело бы трусостью.
Откуда взялась мель там, где раньше корабли проходили не одну сотню раз, оставалось для всех загадкой. Могу только предположить, что часть морского дна поднялась в результате тектонических сдвигов. Недаром же не так давно в этих местах прошла гигантская волна, настоящее цунами, принесшее прибрежным городам юго-восточного побережья Империи немало разрушений…
