называемых малых самоуправляемых групп, таких, как кружки качества, которые рассматриваются управлением как вид коллективной деятельности и важное средство в воспитании преданности фирме и повышения ответственности.
Однако СССР и здесь был первопроходцем — эти функции в СССР времен Сталина очень успешно выполняли заводские комсомольские и партийные организации.
Японские компании передают полномочия по принятию решений на низовой (цеховой) уровень этим самоуправляемым группам, подобным советским партячейкам, и через них пытаются повысить эффективность управления, кстати, весьма успешно. До Второй мировой войны слова «сделано в Японии» означали дешевые и низкокачественные товары, примерно как сейчас воспринимаются китайские товары. После войны японские компании активно внедряли различные американские методы управления, включая статистические методы контроля качества, что закончилось полным провалом — этот метод лишь изредка повышал качество продукции, так как ограничивался только процессом проверки. Затем компании поняли, что управление качеством должно осуществляться за пределами процесса проверки. Решающим для повышения качества продукции было стимулирование рабочих и служащих работать старательно и точно, заставить их сознавать свою ответственность за качество и информировать их о содержании работы и о приемах квалифицированного, умелого обращения с машинами и оборудованием. Очевидцы говорят: «На наших глазах за 5—10 лет произошло чудо». Аналогичным образом заводы СССР сумели к началу 40-х годов резко увеличить качество продукции, как пишет Ханин.
СССР совершил чудо несравненно большее. Его не охраняли американские войска, а напротив, он вел бесконечные войны с агрессивными соседями и самая грозная армия тех лет — германская готовилась к броску. У послевоенной Японии не было армии, отвлекавшей огромные ресурсы, не было постоянно забрасываемых Западом диверсантов и банд басмачей, а была помощь американских менеджеров, технологов, были американские деньги и японский климат, и японские сравнительно небольшие расстояния. Но все равно СССР тех лет был эффективнее.
Удивительно, но наши либерал-демократы, шарлатаны-«экономисты» молятся на японцев и превозносят их преданность «хозяину», «фирме» как «высочайшее самосознание гражданского общества». При этом они предпочитают не замечать, что у нас подобная и даже более эффективная система в стране- корпорации существовала за десятки лет до этого. Ведь «письма трудящихся», по сути, аналогичны письмам работников в японской системе управления, где предложения рабочих тщательно анализируются и поощряются. Это считается важнейшим моментом участия рабочих в управлении корпорацией. Еще более эффективной была структура НКВД и партии, которые в смысле доставки информации и проведения разбирательств на местах была несравненно быстрее.
Для достижения максимальной эффективности управления трудовыми ресурсами японские корпорации используют американскую технику управления кадрами, в том числе эффективные системы заработной платы, компьютерного анализа и обучения, организации труда и рабочих мест, аттестации служащих и др. Но существует очень большая разница между американским и японским управлением. Японские корпорации базируются на неэкономических принципах, таких, как преданность компании, честность, чувство долга, которые являются частью японской культуры. В Японии каждый работающий убежден, что он — важное и необходимое лицо для своей компании, и что ее судьба лежит на его плечах.
Обычно японец работает очень много для своей компании — это одно из проявлений отождествления себя с фирмой. Совершенно обычна ситуация, когда японский работник в ответ на вопрос о его занятии называет компанию, где он работает, и этого достаточно. Японский рабочий соглашается с приказом администрации о сверхурочной работе без охоты, но и без колебаний, потому что он чувствует ответственность и верит администрации, которая обеспечивает ему пожизненный найм, систему трудового стажа и социальной жизни.
Когда в Японии разразился экономический кризис и стало разоряться множество компаний, нередким явление было то, что работники работали за мизерную компенсацию или вовсе без зарплаты, живя на пособие, но делали все, чтобы не бросить фирму в беде, чем вызывали удивление и даже презрение европейцев и их европеизированных собратьев. Кстати, так же нередко поступали и советские рабочие после убийства СССР, годами не получавшие зарплаты, но продолжавшие ходить на почти умерший завод. «Рабская душонка»? Нет, находящаяся в самой глубине неброская верность долгу, непонятная для западного человека. Точно так же как в принципе непонятны для западного потребителя японские камикадзе и солдаты Брестской крепости.
Несколько раз после смерти Сталина руководители СССР просто упирались в необходимость воссоздания Системы Будущего такой, какой она должна быть.
Из книги Виктора Афанасьева «Четвертая власть и четыре генсека»:
«Экономика достигла гигантских масштабов, эффективно управлять ею, координировать и субординировать бесчисленные связи тысяч предприятий посредством допотопных счетов и допотопных арифмометров стало невозможным… Помню, как Л.И. Брежнев загорелся идеями научно-технического прогресса. По его инициативе где-то в середине 60-х годов был намечен Пленум ЦК КПСС, специально посвященный научно-технической революции. Несколько месяцев с краткими перерывами мы готовили доклад. Пленум ЦК КПСС по научно-техническому прогрессу не состоялся. В результате важный этап научно-технической революции, связанный с новейшими технологиями, электроникой, информатикой, прошел мимо страны, что обрекло ее на сильное отставание в сфере производства, науки и техники от Запада, от Японии…
Летом 1987 года состоялось большое совещание в ЦК, его проводил Горбачев с участием многих членов Политбюро. Оно было специально посвящено научно-техническому прогрессу. Разговоров, выступлений и споров, критики, требований, просьб и надежд было больше чем достаточно. Но дальше слов дело не пошло. Как и прежде…
Итак, ускорения на основе использования новейших достижений науки и техники не получилось. Была объявлена перестройка…»
Горбачев как-то заявил: «Мы сделали поначалу ставку на научно-технический прогресс, но механизмы его внедрения не сработали. Взялись за реформу хозяйственного механизма, но и она блокировалась. Тогда и появилась идея политической реформы…»
Отметим очень интересный факт, характерный для обоих проектов модернизации: «Дальше слов дело не пошло. Как и прежде…» То есть аппарат ничего делать и не собирался. Было бы понятно, если бы проект начался, но не получился. «Механизмы его внедрения не сработали», какие, к дьяволу, «механизмы внедрения», в переводе с бюрократического на русский это означает, что ничего не стали делать — все было заранее блокировано на самом высшем уровне. То есть не было даже попыток реформ, была только их краткая имитация, и сразу за ней последовало запланированное разрушение страны.
Таким образом, последовательно продемонстрировав неспособность провести реформы управленческого механизма, бюрократическая система приняла решение разрушить не подходящее ей общество.
Печально и трагично когда потомки сталинского «ордена меченосцев»— КПСС— военно- административной системы управления (став, по сути дела, жертвами своего совершенства) превратились в отребье бандитов и сутенеров, обменивая остатки былого могущества на жалкие подачки бывших противников в борьбе миров. Управители, которые при удачном стечении обстоятельств могли бы властвовать над миром, получили в удел должности шакалов, уничтожающих остатки своей же былой мощи.
Это самый страшный и наглядный урок в истории человечества, когда руководство страны, отказываясь проводить назревшие изменения в обществе, подписывает тем самым стране смертный приговор. Бюрократическая система отказалась выпускать из рук даже часть колоссальной власти над обществом и за пару десятилетий полностью разложилась, в конце концов пойдя по пути государственной измены и сотрудничества с врагом в уничтожении собственной страны. Логика событий превратила этих людей в предателей, вынужденных одновременно убивать свою страну и подготавливать пути бегства с Родины, отторгающий их как чужеродный предмет, повторяя печальную участь иммиграции из России после революции 1917 года.
