оболочки становятся темного, почти черного цвета. И никогда эта резкая перемена не предвещает ничего хорошего. Англичане, жившие в четырнадцатом веке, вполне испытали на себе действие подобных метаморфоз. А их потомки еще не раз вспомнят, скольких послал на виселицу и приказал умерщвить Роджер Мортимер, бежавший из Тауэра, из крепости, из которой не бегут, бывший в опале и низложивший короля Эдуарда Второго и ступивший под знаменем освободителя на английскую землю. И все это благодаря королеве Изабелле, простой смертной женщине, которая не смогла устоять перед обманчивой кротостью взгляда этих металлических глаз. Откуда же ей было знать, что люди, обладавшие такими очами, приносят много счастья (ей довелось испытать это на себе), но и не меньше горечи и обид (вскоре и эта чаша была испита ею до последней капли). Долго еще после казни Мортимера содрогались английские бароны, ощущая силу и мощь столь глубоко врезавшихся в их столь короткую память горящих металлическим пламенем угольков.
Астрологи всегда прочили людям, обладающим столь редкими глазами, незаурядное будущее, но и не скрывали силу негативных превращений, которые привносят эти личности в существование себе подобных. Но обо всем этом Саша узнает позже, а еще и со временем получит доказательства вышеизложенного. Все это случится потом, в ее страшном, необычном и одновременно чем-то прекрасном, похожем на сказку и на кошмар, будущем. А сейчас… Сейчас она просто стояла и плакала. И вот именно с этого момента грусть в ее глазах будет появляться все чаще, но так никогда и не останется в них насовсем, чтобы ни случилось.
Дул легкий южный ветерок. Каштановые, чуть волнистые волосы Саши развевались, и порой можно было заметить, как сверкали отдельные огненно-рыжие пряди ее пышных волос. Чуть припухшие губы покраснели и еще больше вспухли от слез. Она стояла одна и держала в руках лилии (ее любимые цветы), которые забыла бросить в могилу, когда опускали гроб. Священник, выполнив свой долг, уже удалился. Кроме него при погребении было еще всего лишь несколько человек, совершенно незнакомых Саше, - помощников на кладбище?
Ей было всего семнадцать, а она уже хоронила родителей, которые случайно разбились на машине, во время поездки загород. Там они должны были встретиться с кем-то, но кто были эти “кто-то” и почему так спешно вызвали Лео и Анну - этого так никто и не узнал. Да и кому было об этом задумываться.
“А я все стояла над гробом и мечтала, чтобы все это было всего лишь видением, просто жутким сном, и что я вот-вот проснусь и увижу улыбающиеся лица своих родителей, и все будет, как прежде. Но жестокая реальность, казалось, так и давила на мои плечи, и я невольно согнулась, как бы под давлением невидимой силы. Я присела, и запах сырой земли резко ударил мне в нос, окончательно приводя в чувство. Помню, как бережно положила белые цветы на могилу, посмотрела долгим, невидящим взглядом на памятник, на котором были изображены молодые лица моих родителей, разрешила скатиться последней слезинке, поднялась, отерла глаза, перекрестилась и с помутившимися мыслями зашагала к выходу из кладбища…”
*
Он стоял вдалеке и наблюдал за ней. Каждое движение ее рук, ног, даже волосы, развевающиеся по ветру… Он все это чувствовал, мог ощущать любые эмоции, если хотел и открывался. Он потянул носом, и почувствовал резкий удар запаха - человек. Да, от людей исходит особый букет ароматов. Он продолжал нюхать, чтобы запомнить ее запах. У каждого человека свой особый состав, так сказать. Что-то похожее на ДНК. Только это может почувствовать лишь вампир. Вдруг он ощутил что-то странное. Как будто бы какой-то особый флюид проскользнул сквозь ворсинки его гиперчувствительного органа обоняния. Он задумался. Но в следующее мгновение отбросил эти мысли: слишком быстро это случилось, как-то непонятно, еле различимо. Может, ошибся? Да и никогда раньше такого он не испытывал… Да, наверное что-то извне просочилось вместе с ее запахом. Наверное, он просто чересчур много усилий затрачивает на это задание. Да, именно так к этому и надо относиться: как к очередному заданию. Да так, впрочем, оно и есть. И то, что она человек ничего не меняет: он ведь почти каждый день с ними сталкивается, а очень часто и задания его связаны со смертными. Так что…
*
“Теплый весенний день уже начинал катиться к закату, когда я добрела до своего дома. Помню, как положила руку на дверную ручку… В памяти неожиданным образом всплыла теплая картинка: массивная резная дверь, которую отец несколько лет назад своими руками любовно вырезал в сарае на заднем дворе, мирно возлежала на самодельных подставках. Палящее солнце вытанцовывало дивный пирует на поверхности сруба, извиваясь и притоптывая, погружалось в выемки, с легким испугом, выскакивая, пускалось наутек, когда отец приближался к ней с напильником или молотком…
Исполинский часовой мягко поддался под моим слабым натиском, словно страж пропускающий темной ночью хозяйку по возвращении с далекого путешествия. Словно давний друг, подметивший на моем лице следы боли и отчаяния, я ощутила, как дверь, будто живое существо, сочувственно склонила голову. Едва преграда бесшумно отползла в сторону, я покачнулась от сильного толчка: в лицо ударило одиночество. Я машинально направилась в гостиную. В гостиную в моем большом, теперь уже навсегда опустевшем доме, в котором шаги начали отдаваться гулким эхом. В тот момент в моей голове не было никаких мыслей. Лишь пустота, подобная той, которая воцарилась в этом, еще недавно столь оживленном, доме. Ноги как-то сами собой подогнулись, и я тяжело опустилась в кресло. И тотчас же впала в состояние, подобное гипнотическому. Откуда-то доносились звуки мелодии, под которую я так часто танцевала танго (какое-то время я занималась танцами, хотя и не очень блистала, но, все же, попадая на вечеринки и даже на более солидные увеселения, чувствовала себя свободно; больше всего я любила танго, в этот танец я всегда вкладывала душу). Сколько времени я пробыла в этом трансе, трудно сказать. Да это и не имело ровным счетом никакого значения. Спустя какое-то время в голове начали проноситься события всей моей жизни. Все то, о чем я знала из рассказов моих родителей, часть того, что пришлось пережить и запомнить мне самой, и что-то из того, что лишь иногда всплывало в сознании…”
*
Родители Саши (Анне тогда было 22, а Леонардо - 25) познакомились совершенно случайно. Можно даже сказать, как в кино: Анна переходила дорогу, а Лео на машине чуть не сбил ее. Чтобы загладить вину, Лео пригласил Анну на чашку кофе в ресторанчик поблизости. По прошествии двух часов оживленного разговора они осознали, что между ними много общего. Оба были иммигрантами: Лео - итальянец, у которого не сложилась судьба на родине, и поэтому переехавший в Анилту (от Италии до Словении рукой подать), а Анна - украинка, ее родители бесследно исчезли еще во времена Брежнева. И она, так же, как и Лео, не найдя себя на Украине, поехала искать счастья в другом месте.
Как вскоре выяснилось, оба увлекались музыкой, ценили искусство. Лео был учителем английского языка в Италии, а Анна неплохо рисовала. Но ни ему, ни ей это не приносило много денег. Поэтому Лео и стал шофером на одной из немногочисленных фирм в Анилте. А Анна, забросив рисование, устроилась секретаршей в одну из редакций местной газеты. Со временем, привыкнув к редакции, она сама пробовала сочинять кой-какие рекламные объявления, и ей это удавалось. Ни Лео, ни Анна не гонялись за успехом, им обоим вполне хватало их заработка, чтобы безбедно существовать. С того дня (после происшествия на дороге) они стали иногда встречаться в том же ресторанчике у дороги с пафосным названием на западный лад “Хилтон”. После работы, выпив кофе и съев двойной чизбургер, Лео и Анна рассказывали друг другу о своей жизни, о мечтах, стремлениях, и сами не заметили, как невольно привязались друг к другу. Вскоре было принято решение о браке. Под звуки марша Анна в белом платье, красотой и белизною похожая на Белоснежку, шла к алтарю, где ее ждал, пылая счастьем, достойный жених. Рядом стояло несколько знакомых. Ни у Лео, ни у Анны не было близких друзей, хотя их все ценили и уважали. Эти две полудикие натуры находили настоящих друзей только друг в друге. За несколько дней перед свадьбой они продали свои маленькие убежища, соединили сбережения и купили небольшой домик с маленьким садиком на отшибе городка, прямо у самого побережья Адриатики. Пляж и доступ к одному из Средиземных морей являлись единственной достопримечательностью города и именно той изюминкой, которая привлекала большинство жителей в это Богом забытое место.
Итак, чета Скорининых переехала на побережье. Лео начал работать больше, постоянно упрекая жену за нежелание бросить работу или хотя бы ослабить свой порыв. Под неустанным натиском мужа Анна
