отказалась от большей части работы. А вскоре, когда она обнаружила, что беременна, Лео разрешил ей писать только небольшие рекламки, не требующие больших усилий и затрат энергии. Редактор в свою очередь разрешил Анне заниматься этой несложной работенкой дома, и лишь раз в неделю посещать редакцию. Оба супруга были очень счастливы и с нетерпением ждали этого малыша. Лео ужасно хотел девочку, а Анна, как и любая мать, была бы одинаково несказанно счастлива как девочке, так и мальчику. Беременность молодой матери протекала более, чем спокойно, впрочем, как и все в этом доме, да и в городе тоже. Время уже подходило, и Анна решила, что лучше ей рожать дома. Лео, никогда не прекословя своей жене, и на сей раз выполнил ее желание, и, когда начались схватки, он доставил на дом доктора и медсестру. Анна удачно разрешилась от бремени, ее муки продолжались недолго, и вот измученная новоиспеченная мать и сгорающий от нетерпения увидеть новорожденную отец, услышали крик своего первенца. Это была девочка. Анна и Лео были на седьмом небе от счастья. Их однообразную жизнь и тишину дома разрывал требовательный крик ребенка, дающего понять, что отныне все его желания и требования должны выполняться беспрекословно. Утомленная родами и сияющая от счастья Анна накормила дочь и лишь только тогда та умолкла, смачно причмокивая.
Александра - это имя родители решили дать дочери еще тогда, когда та находилась в утробе матери. Поэтому сейчас, поглаживая маленькую головку своей принцессы, оба родителя нежно повторяли это имя, вкладывая в его значение всю нежность и любовь, на которую были способны. А младенец уже спал беспробудным сном и не понимал еще, что его ждет впереди, и не мог даже подумать о том, что приготовила ему судьба. И не поверила бы эта крошка в то, что она все это переживет и даже больше: однажды она станет по-настоящему счастлива и тогда уже ничто серьезно не омрачит ее чело. Но обо всем этом Саша еще не догадывалась, а поэтому спокойно спала, и на ее челе видно было умиротворение.
*
“Как рассказывали родители, я росла быстро и без осложнений. Первые зубки, золотистый пушок на головке, первые шажки. А со временем и первые слова - мама и папа”.
Счастливее четы, чем Лео и Анна было не сыскать. Они сдували пылинки со своей дочурки, потурали всем ее капризам. Как и любые родители, они не заметили, как Саша, их крошка, выросла, и настало время отдать ее в школу. Конечно же, что здесь странного или необычного, ведь все дети рано или поздно вырастают. Но родительский эгоизм этого не признает. Так было и с супругами Скориниными. Но понемногу они подавили в себе чувство собственичества, хотя все же нередко можно было заметить облачка, пробегавшие по их лицам.
“Я не была особо одаренным ребенком, но учеба давалась мне более или менее легко. Порой мне нравилось ходить в школу, а иногда я просто запиралась в своей комнате и решительно заявляла, что никуда не пойду. Родители к этому времени уже привыкли к резким переменам в моем настроении. Еще когда я была совсем маленькой, они заметили две странные особенности в моем поведении: я не любила кукол и порой не играла какое-то время вообще. Временами на меня находила странная апатия, абулия, а спустя некоторое время появлялось игривое настроение. Типичная смесь меланхолии с сангвинизмом. Посему родители, привыкшие к частым перепадам настроения, воспринимали мое нежелание идти в школу, как что-то естественное, и, конечно же, как всегда, потакали всем моим прихотям. Поначалу они беспокоились, что у меня не было подруг (то, что в детстве их у меня не было, Лео и Анна считали вполне объяснимым - я ведь никогда не гуляла одна в городе, а рядом с домом людей почти не было), но, со временем, видя, что меня это не только не смущает, но даже и устраивает, успокоились. Друзей мне заменяли две вещи, которые были намного дороже людей: езда на лошади и купание в “океане”. Я очень много смотрела телевизор, читала книги, предпочитая это занятие болтовне с ровесницами, и, однажды увидев передачу про Таити, задалась твердым решением там побывать. С тех пор, плескавшееся у моих ног, Адриатическое море я упорно звала океаном. Будучи ребенком, я свято верила, что это поможет мне осуществить свою мечту. Повзрослев и поняв, что у родителей вряд ли хватит денег на первоклассное путешествие по Тихому океану, мое желание немного поутихло, а Адриатика так и осталось океаном”.
Со временем, благодаря плаванию и езде верхом, у Саши сформировалась более или менее красивая фигура, хотя роста она и была ниже среднего. Школьные каникулы Саша проводила в деревне, в пятидесяти километрах от города. Там в лесной глуши жил пожилой мужчина лет шестидесяти пяти. Несколько лет назад Лео случайно спас ему жизнь, когда тот пытался, будучи пьяным, утопиться. Он потерял жену, которая умерла от рака печени, не будучи еще старой. С тех пор жизнь Карла (так звали этого старика) потеряла для него всякое значение, и он, бросив свой полуразрушенный домик в деревне, отправился в город искать успокоения своих душевных мук. Мысль о самоубийстве его почему-то не посещала, после ему даже самому было странно, как это он не додумался до этого раньше.
Итак, этот вдовец, имея немного накопленных за долгие годы денег, начал играть в карты, о которых до того времени ничего не знал, и, как водится, конечно же все проиграл. Тогда один из игроков в шутку посоветовал ему повеситься, мол, это сейчас бы ему очень помогло. Так Карл и ухватился за мысль о самоубийстве, но решил не повеситься, а утопиться. Однако, не будучи смелым от природы, решил перед этим напиться. Так, мол, будет больше храбрости. В таком состоянии Лео и вытащил барахтающегося в полуобморочном состоянии Карла с моря. Тот поначалу кричал, чтобы Лео его отпустил и дал спокойно уйти в мир иной, что его супруга уже давно приходит к нему и зовет его к себе. “Все-таки алкоголь берет свое”, - думал Лео, еле сдерживаясь от тошноты из-за запаха алкоголя, который не просто исходил, а скорее вылетал с сумасшедшей скоростью, из Карла. Ох, как бы удивился сейчас Лео, узнав, какую правду говорил тогда Карл. Но ему было не суждено этого узнать, как, впрочем, и много другого…
После случившегося инцидента Карл стал угрюм и неприветлив, не желал ничего рассказывать своим спасителям. Но со временем, доброта и участие этих людей тронули его сердце, и оно открылось навстречу новой жизни. Лео предложил свои услуги по приведению домика старика в надлежащий вид, что и сделал вскоре. Супруги упрашивали Карла остаться у них, опасаясь, как бы он не предпринял вторую попытку лишить себя жизни. Но старик, казалось, стал совершенно другим человеком: благоразумным, адекватным, в какой-то мере даже веселым. А чтобы прочно привязать Карла к этой земле и подарить ему новую радость в жизни, Лео, узнав о любви вдовца к лошадям, построил рядом с лесным домиком небольшую конюшню, прикупив пару-тройку гнедых породистых лошадок. Так у Карла появились работа и смысл в жизни, а у Саши возможность кататься на лошадях. Она очень любила старика, и он тоже отвечал девочке взаимностью. Порой он смотрел на Сашу так, как будто видел что-то в ее глазах, как будто знал что-то, что- то такое, что известно очень немногим, что-то такое колоссальное, что может иметь очень большое значение для … Но потом этот взгляд исчезал, морщины на лбу разглаживались, а у Саши всегда оставалось чувство чего-то невысказанного, чего-то очень важного… Но она никогда не решалась заговорить с ним об этом, как будто бы где-то далеко в подсознании у нее уже был ответ, только надо было его извлечь оттуда, вытащить на свет божий. Но всякий раз что-то не давало ей этого сделать…
Привязанность к Саше, благодарность Лео и забота о лошадях, казалось, - вот три вещи, которые держали Карла на этом свете. Только наступали выходные или какие-то более продолжительные отпуска, как он уже с нетерпением выглядывал из-за своей хижины и прислушивался, не приближается ли старенький “Рено”, так хорошо знакомый и уже успевший полюбиться, железный зверь.
“Я очень любила цветы, а потому садик, который был разбит рядом с нашим домом, очень скоро начал благоухать разными видами роз, нарциссов, тюльпанов. Но больше всего я любила лилии. У меня росло три вида этих цветов. Одни были белые, другие - розовые, а третьи - оранжевые. Я очень часто пыталась решить какие же из них предпочесть. Этот вопрос меня очень мучил. Для кого-то, может быть, это и было пустяком, но только не для меня. Я очень ценю искусство, но, будучи при этом однолюбом, всегда терзалась неразрешимой проблемой выбора. Наверное, все же больше всего мне нравились оранжевые, но признаваться в окончательности своего решения я никогда не имела привычки, так что ухаживала за всеми тремя видами с одинаковыми заботой и любовью.
Моя любовь к цветам привела к тому, что пришлось разбить цветник и рядом с домом Карла. Он сначала противился, но мои увещевания, его малышки, как он часто меня называл, не могли оставить старика равнодушным. Что, в свою очередь, привело к тому, что очень скоро “любимые лошадки”, как я их называла, учуяли аромат, исходивший от обожаемых мною лилий. Понемногу и сам старик начал любоваться цветами, что вскоре и его сделало садоводом. Он ревностно ухаживал за цветами, вначале из- за любви ко мне, а со временем и из-за самих пахнущих растений. Мы иногда даже спорили (два заядлых
