Где кровью легла полоса.Ветер ее перелистал постранично,И листок оборвал,И понес меж кустов,И, как прокламация,По заграничнымОстрым сугробам несся листок.И когда адъютант в деревушке тылаПоднял егоИ начал читать,Черта кровяная, что буквы смыла,Заставила —Сквозь две дохи —Задрожать.Этот листок начинался словами,От которых сморгнул офицерский глаз:«И песня и стих — это бомба и знамя,и голос певца подымает класс…»1940
БУДНИ
Мы стоим с тобою у окна,смотрим мы на город предрассветный.Улица в снегу, как сон, мутна,но в снегу мы видим взгляд ответный.Этот взгляд немеркнущих огнейгорода, лежащего под нами,он живет и ночью, как ручей,что течет, невидимый, под льдами.Думаю о дне, что к нам плыветот востока по маршруту станций, —принесет на крыльях самолетновый день, как снег на крыльев глянце.Наши будни не возьмет пыльца.Наши будни — это только дневка,чтоб в бою похолодеть сердцам,чтоб в бою нагрелися винтовки.Чтоб десант повис орлом степей,чтоб героем стал товарищ каждый,чтобы мир стал больше и синей,чтоб была на песни больше жажда.1939?
«Высокохудожественной строчкой не хромаете…»
Высокохудожественнойстрочкой не хромаете,вы отображаетеудачно дач лесок.А я романтик.Мой стих не зеркало —но телескоп.К кругосветному небунас мучит любовь:боевза коммунумы смолоду ищем.За границейв каждой нишепо нищему;там небо в крестах самолетов —кладбищем,и земля вся в крестахпограничных столбов.Я романтик —не рома,не мантийне так.Я романтик разнаиспоследних атак!Ведь недаром на карте,командармом оставленной,на еще разноцветной карте