- Может, и так. Но вы-то до этого знаменательного события можете и не дожить.
- Это уж как сложится.
- Неужели эта бумажка стоит того, чтобы расстаться с жизнью?
- Не изображай идиота. Это не просто бумажка.
- Ну да, конечно. Это право на престол. И что же, трон стоит того, чтобы за него умереть? - скорректировал вопрос Вольф.
- Тебе не понять.
- Куда уж нам! Где же нам понять, как ужасна жизнь с деньгами, титулом, властью, но вот поди ж ты - без короны! Людям, родившимся и выросшим в грязи, вынужденным самим зарабатывать себе на пропитание, ночующим, где придётся, очень трудно постичь всю степень вашего несчастья.
- Только не надо строить из себя борца за социальную справедливость. - Я не могла видеть лица Рауля, но легко представила себе, как он поморщился, произнося эти слова. - Это плохо сочетается с твоей физиономией. И что конкретно ты называешь заработком? Нападение на мирных путников?
При упоминании физиономии Вольфа я не на шутку напряглась, но разбойник оказался не из обидчивых.
- Как знаете, - пожал плечами он. - Можете и не подписывать, но я вас предупредил. Когда заказчик приедет, церемонии закончатся. Здесь рядом болото, так что нам даже мечи марать не придётся. Всего двадцать футов - и концы в воду, в буквальном смысле слова. Так что не тешьте себя ложными надеждами. Если не отречётесь, придётся умереть.
Принц молчал. Разбойник стоял в ожидании, опираясь рукой о решётку.
- Значит, придётся умереть, - негромко сказал Рауль.
- Вы - принц. Ваше слово - закон, - развёл руками Рик, отходя от пещеры.
Я потихоньку отползла подальше, укрываясь сразу за несколькими ветвями. Надо было думать, и думать быстро. Принц в относительной безопасности до тех пор, пока не приедет заказчик. Какая жалость, что Вольф не назвал его имени! Перестраховывается до последнего, и вот, как оказалось, не напрасно. Когда тот приедет, тоже неизвестно, и, следовательно, неясно, сколько у меня времени. Но, так или иначе, сейчас я сделать ничего не смогу. Выбора нет: придётся вернуться во дворец. А тогда... Что тогда? Первым побуждением было поднять шум и направить сюда королевских воинов, но чем больше я думала, тем меньше мне нравилась эта идея. Во-первых, к кому я пойду? К Россу? Что-то мне подсказывало, что этого делать не стоит, да меня к нему и не допустят. Предположим, можно было направиться в обход него к кому-нибудь из офицеров, например, к тому же Эндрю. Но действия военных всё равно будет координировать Росс, и если он в сговоре с этим таинственным заказчиком, разбойники исчезнут прежде, чем сюда доберутся первые разведчики. В этом случае всё придётся начинать заново, а где гарантия, что во второй раз поиски окажутся столь же успешными?
Во-вторых, сумеют ли справиться с ситуацией воины, даже если окажутся здесь своевременно? Предположим, что Росс - не предатель, а просто зарвавшийся бюрократ, распираемый чувством собственной значимости. Если так, то сюда незамедлительно будет отправлен большой отряд... И что тогда? Вполне вероятно, что разбойники убьют своего пленника или, вернее всего, уйдут, прикрываясь им, как щитом.
Значит, действовать надо иначе, и, кажется, я уже начинала представлять себе, как. Беда заключалась в одном: на дорогу во дворец и обратно, а также подготовку в промежутке, уйдёт много времени, поскольку разбойники забрались достаточно далеко от столицы. Что, если человек, который стоит за похищением, прибудет сюда раньше меня? Вопрос встанет ребром, и принц либо изменит своё мнение и отречётся от прав на престол, либо будет убит. Ни тот, ни другой вариант мне совсем не нравился. Другое дело если бы Рауль знал, что подмога близко, и надо просто тянуть время. Тот, кто всё это затеял, очень хочет, чтобы бумага была подписана, а значит, он будет готов подождать. Если принц сделает вид, что мучительно думает и уже почти готов отречься, ему наверняка предоставят дополнительное время, а как раз его-то и нужно будет выиграть.
Вот если бы можно было подать Раулю какой-нибудь знак... Я поджала губы, насмехаясь сама над собой. Ага, если бы можно было подать знак, если бы у меня за спиной был целый отряд хорошо подготовленных солдат, если бы Рауль мог просочиться сквозь решётку и материализоваться сразу во дворце... Стоп! А ведь кое-кто, в отличие от Рауля, вполне может просочиться сквозь решётку. И, думаю, принц догадается о том, что это значит. А вот разбойники - нет, даже если они что-нибудь и заметят.
Я осторожно вытянула руку, и Кирилл, спорхнув с ветки, уселся мне на рукав.
- Рауль! - тихо сказала я, и ворон, сделав небольшой круг над поляной, нырнул в одно из отверстий между прутьями.
Повозка монотонно поскрипывала, дорога была пуста, и при других обстоятельствах я наверняка начала бы задрёмывать, сидя на вожжах. Но сегодня тревога разгоняла сон. Прошло очень много времени, солнце уже медленно, но верно клонилось к западу. Не успело ли что-то измениться там, на поляне?
Я откинула за плечо нелепую тонкую косичку, подпрыгивавшую перед левым глазом всякий раз, когда повозка подскакивала на ухабе или крупном древесном корне. Вторая косичка вела себя более спокойно, аккуратно примостившись за правым ухом. Простенькое бежевое платьице должно было, как и причёска, способствовать созданию образа наивной и немного нелепой девчушки. Для той же цели были предназначены романтические висячие серьги в форме цветочков, от которых ужасно болели уши.
Долгую дорогу я коротала, размышляя, благо было о чём. В первую очередь - о том, кто же заварил всю эту кашу. Главной кандидатурой мне казался Ридз. Именно он общался с архиепископом, много раз ездил этой дорогой, был в курсе того, как развиваются события в провинции и, соответственно, мог своевременно просчитать действия принца в этой связи. Более того, он мог слегка подкорректировать сами события, либо поспособствовать тому, чтобы Рауль получил ложное донесение, преувеличивающее серьёзность творящихся на севере беспорядков. Как он тогда сказал? 'Полагаю, вы достаточно проницательны, чтобы сделать вполне интересные наблюдения'. Что он имел в виду? Не намекал ли на то, что скучный вечер ознаменуется нестандартными событиями? А если так, откуда он мог знать об этом заранее?
С принцессой тоже не всё было гладко. Не оттого ли Мелинда так неожиданно меня поддержала, что хорошо знала: Рауль во дворец не вернётся, а, стало быть, и я в светском обществе больше не появлюсь. Общаясь с поверженным противником, который ничего ещё не знает о своём падении, можно проявить и благодушие.
Деревья расступились, впереди показались густые камышовые заросли, а дорога свернула налево. Я натянула поводья, и лошадка замедлила бег, а затем и вовсе остановилась. Я соскочила на землю, погладила лошадь по морде, пошептала ей на ухо. Затем, вернувшись на своё место и снова взявшись за поводья, приступила к выполнению своего плана.
- Ну, давай, как договаривались! - негромко объявила я, и погнала лошадку прямо в камыши.
Повозка запрыгала следом, а я завопила так, что поводья стали не нужны: лошадь готова была мчатся по бездорожью просто в стремлении скрыться от пронзительного визга. Но долго мчаться не пришлось: переехав полосу камышей и своевременно обогнув плакучую иву (благо я хорошо помнила её расположение), мы резко затормозили посреди поляны.
Нас с лошадкой сразу же обступили разбойники. Некоторые из них сперва похватались за оружие, но, увидев, с кем имеют дело, быстро опустили мечи.
- Ах ты, поганая скотина! - завопила я на ни в чём не повинную лошадь. - Чуть не сгубила, треклятая! В самую трясину понесла! Ух я тебя!
Крича всё это, я потихоньку осматривала поляну. Решётка на прежнем месте, по-прежнему заперта, вот только так сразу увидеть, что там внутри, опять не выходит, в пещере слишком темно. Разбойников снова девять, уж не знаю, тот же состав или нет, но число не изменилось. Двоих я признала, это были Кейн и Рик Вольф. Оба сейчас стояли передо мной; Вольф взял лошадь под уздцы. Кейн, кажется, не был вооружён, а вот у главаря меч висел на поясе. Меня в первую очередь волновали не мечи, а арбалеты, но, кажется, за них хвататься никто и не думал. Кое-кто из разбойников прошёлся вокруг повозки, проявляя к её содержимому несомненный интерес, пока пассивный.
- Ох! - Я изобразила вздох облегчения. - Насилу жива осталась. Спасибо, добрые люди! Представляете,
