XI
С годами Петра Моховикова все сильней удивляла быстротечность времени. Ему даже казалось, что с каждым днем время набирает разгон, ускоряет свой бег. В детстве, да и в молодости, такие большие дни, тянутся, как год. И так много было их в будущем. Целая жизнь, полная надежд и открытий, ждала впереди. А теперь Петро все чаще оглядывался назад, и было одно желание — дотянуть до пенсии. О том, что перешел в издательство, пока ни разу не пожалел. Читать приходилось много. Директор Климчук успокаивал: потом будешь читать меньше, это обкатка, чтобы усвоить суть издательского дела, познакомишься с редакторами, поймешь, кто как редактирует рукописи, кому и насколько можно доверять, кого надо больше проверять. В конце концов, любое новое дело не сразу раскрывает свои секреты и тайны. Шеф не торопил, давал возможность спокойно врасти в коллектив. Утешало, что заработок тут куда весомее, чем на телевидении, а дерготни меньше. Ева, подсчитав аванс и окончательный расчет за месяц, обрадовалась больше Петра.
— Ну, Петечка, хорошо, что ты отважился… И я не отговаривала. Хоть, признаться, в душе побаивалась. Такое шальное, ненадежное наше время. И такая кругом дороговизна! Ну, хотя, может, как- нибудь переживем все.
— Переживем, моя любимая, — обнимал Петро свою поистине любимую жену. — Дождались внуков. Теперь задача — дождаться правнуков.
Когда человек в семье ощущает радость, понимание и теплоту, ему хочется жить и работать, тогда и разные проблемы, особенно на работе, решаются легче: когда крепок тыл — можно смелей идти в наступление, вперед.
Петро часто думал о друге детства Андрее Сахуте, иной раз звонил ему в далекий лес на их родине. Лес, присыпанный невидимой, но смертоносной радиацией. Петро был благодарен другу за паркет — пообещал человек и выполнил свое обещание. Шла машина на Минск, так и паркет притарабанил, подсобил разгрузить, а на четыре комнаты да на кухню много тяжелых пачек дубовых дощечек пришлось перенести. Особенно оценил услугу друга, когда через пару дней Ева сказала, что ее подруга приобрела в Минске паркет и заплатила по сорок три рубля за квадратный метр. «Мы сэкономили почти тысячу рублей, — радовалась Ева. — Позвони Андрею и еще раз поблагодари».
Ева подгоняла мужа скорее взяться за укладку, содрать наконец опостылевший линолеум. Петро уговаривал не спешить, пусть паркет получше высохнет, нужно купить клея-эмульсии, да и мастер, с которым он предварительно договорился, еще занят, он позвонит, когда освободится. Ева не соглашалась:
— Я сама слышала, как Андрей говорил: паркет сухой, делали летом. Вылежался у них не один месяц. Нечего тянуть. Ты погляди, вся квартира завалена. И в коридоре, и под кроватями, и под столом пачка паркета. Ни помыть, ни прибрать.
— Сделаем. Не подгоняй. У меня сейчас в издательстве полон рот забот. Последний квартал года. Хоть разорвись.
— Так мастер будет делать. Что над ним стоять? Я возьму несколько отгулов на работе. Буду помогать. А то из коридора могут паркет украсть. Тогда не докупишься.
— До чего упрямый народ, эти жены, — усмехнулся Петро. — Неудивительно, что Андрей сбежал от своей аж в радиационную зону.
— Он искал работу, а не от жены бежал. Мне кажется, он бежал от бывших друзей, которые в трудное время не помогли.
Петро не вступал в дискуссию, поскольку понимал, что переубедить жену не удастся. Да она и не ошибалась… В конце концов, он сдался, вооружился металлическим ломом и принялся срывать с пола линолеум. Никогда не думал, что это чрезвычайно тяжелая работа, местами линолеум был приклеен намертво к бетонному полу. Обливаясь потом, вечерами драл Петро химическое покрывало-утепление, сворачивал в тяжелые рулоны. Квартира напоминала мебельный склад, чтобы обеспечить «фронт работ», из комнаты приходилось выносить все. Теперь только в издательстве, в небольшом кабинетике Петро Моховиков имел отдых и покой.
Изредка, под конец дня, когда издатели разбегались кто куда — женщины в магазин, мужчины — в библиотеки, а то и в пивбары, Петро открывал свой новый кондуит. Был он не похож на прежние большие тетради. Это был толстый блокнот, на твердой голубой обложке тисненый силуэт материка СССР, который напоминал своими очертаниями медведя, слева в рамочке герб, над ним цифра — пятьдесят. Значит, рождение блокнота было приурочено к золотому юбилею Страны Советов, и ему уже почти два десятка лет. Стоил он тогда рубль двадцать копеек. Теперь цены совсем другие. Блокнот попался на глаза, когда Петро чистил свой телевизионный кабинет.
В последнее время в кондуит заглядывал редко, было не до этого, а когда писал, то по привычке сначала читал предыдущие записи. Вот и сегодня он раскрыл блокнот и начал читать с первой страницы.
